Человеческие страхи многообразны — мы можем бояться каких- то конкретных вещей или обстоятельств, смерти или неизвестности, других людей или даже себя самих, а можем бояться и просто жизни как таковой. Но именно в последние десятилетия феномен страха перед окружающей действительностью приобретает массовый, патологический характер. Причем тревожность людей связана не только с политическими и экономическими катаклизмами, неблагополучием общества, но и с менее явными, глубинными источниками страхов внутри нас самих, обусловленными нашим собственным восприятием реальности. «Здоровый» страх полезен и даже созидателен, однако когда он становится обостренно сильным и подавляет человека, то ведет к деформации или распаду личности. И потому можно сказать, что сегодня страх перед жизнью, «катастрофическое» сознание и его влияние на индивидуума в частности и на общество в целом превращается во все более и более актуальную проблему.
На наши вопросы о причинах страхов, о том, к чему они могут привести и как с ними справляться, мы попросили ответить известного детского психолога-практика, публициста Ирину Яковлевну Медведеву.
— Начало каждого нового столетия характеризуется апокалиптическими настроениями и, конечно, страх жизни перед ее кажущимся концом усиливается. А когда начинается новое тысячелетие, эти апокалиптические ожидания усиливаются многократно. Но думаю, что сегодня страх перед жизнью, если мы говорим о России, связан и с другими причинами.
— Лидеры большевизма предложили людям пускай ложный, но достаточно высокий смысл жизни, поэтому его легко было принять за истинный. Да, это был идол, идол светлого будущего, некая примитивизированная ересь хилиазма[1], построения Царства Божия на земле. И тем не менее… Когда же сфера идеального наполняется чем-то откровенно низменным, такой «утробный идеал» просто невозможно принять за истинный. Не может «качество жизни», которое пропагандируется как основная ценность, стать смыслом жизни для человека, если он развит чуть больше, чем одноклеточная инфузория. Для него немыслимо поклоняться новому сорту йогурта или кетчупа, новой марке машины или модной мебели — ведь этот идол не вызывает никаких возвышенных чувств и стремлений, а без них человек жить не может, потому что он, как мы знаем, трехсоставен. И дух его, и не только дух, но и та часть души, которая обращена к духовному, а не к телесному, находится в состоянии хронического голода. Душу не питает такая ерунда, как новые вещи. И если человек не пришел в Церковь, не пришел к истинному Богу, то, конечно, ему очень страшно в современном мире, в мире зияющей сквозь кучу ярких безделушек (и ужасающей!) пустоты.
 Когда кто-нибудь жалуется на то, что ему тоскливо и не хочется жить, что ему сегодня советуют чаще всего? — «А ты развлекись: сходи в гости, поезжай на курорт, пойди на дискотеку, повеселись». Человек так и поступает, а ему становится еще тяжелее и страшнее, потому что на фоне этого глупого животного веселья он еще больше ужасается пустоте жизни. Когда он понимает, что предлагаемое ему со всех сторон, с утра до ночи — разноцветная бессмыслица, ему уже не хочется общаться с людьми, которые этого еще не осознали, он делается замкнутым, нелюдимым, страдает молча и в одиночку. Это, с одной стороны, плохо, так как ведет к депрессивному состоянию. А с другой стороны, я считаю, что сегодняшнему страху многих людей перед жизнью надо радоваться, потому что это прекрасное основание, прекрасный повод для того, чтобы такие люди нашли дорогу к храму. Мы ведь знаем, что к Богу приходят, как правило, в состоянии скорби, приходят те, кому плохо, кто дошел до края.
— То есть когда плохо — это хорошо? И страх, и скорбь — тоже хорошо?
— Ну, все-таки страх страху и скорбь скорби рознь. Скорбь временная может вызываться конкретными обстоятельствами, а вот состояние хронической скорби, подавленности неопределенно и при этом очень опасно. Потому что если человек изо дня в день смотрит телевизор и представляет себе жизнь так, как она там изображена, рано или поздно начинает верить, что вся страна переполнена наркоманами, проститутками, ворами, наемными убийцами и другими отбросами общества. Но маргинальных, как теперь принято говорить, личностей, в общем-то, не так уж много (хотя число их постепенно увеличивается, потому что людей подталкивают к нравственной маргинализации, в том числе и через «телепропаганду»!). Мне приходится много ездить, поэтому у меня есть счастливая возможность видеть реальную жизнь. И картина как раз обратная: огромное количество людей живет, если так можно выразиться, в режиме подвига, хотя они даже не подозревают об этом. Получая крохотную зарплату, нуждаясь, теснясь, но продолжая работать, жить и быть такими же добрыми, щедрыми, готовыми помочь и отдать последнее другому. Но ведь у подавляющего большинства наших сограждан «глаза удержаны», в том числе и у тех, кто сам ведет подвижническую жизнь. Внимание приковано к экрану, а не к реальности, отсюда и результат.
— Страшно, наверное, и оттого, что из человеческих отношений уходит тепло, все проникается каким-то ядовитым духом соперничества, конкуренции.
— У человека есть генетическая память. У нашего народа, независимо от состава крови, а просто — у народа, который поколениями жил на территории Российской империи, а потом Советского Союза, во все времена были абсолютно другие ценностные ориентиры. Поэтому коммерческое, профанное, ориентированное на выгоду и конкуренцию общество потребления — а конкуренция не предусматривает соработничества, сотрудничества, дружбы, напротив, надо давить тех, кто стоит у тебя на пути, распихивать локтями, уничтожать,— конечно, вызывает ужас, потому что такими поведенческими установками наносится удар по генетической памяти. Человек иногда даже на уровне сознания хочет соответствовать новой жизни, вписаться в нее, да и вроде бы должен в нее вписаться — иначе как прокормить свою семью? — а он не может. Тогда-то у него и возникает мысль, что он какой-то не такой, неполноценный, хуже других. Особенно если неумная жена, мать, сестра или бестактные взрослые дети относятся к нему, как к ущербному: «Вон, посмотри, Иванов, Петров, Сидоров смогли в этой новой жизни устроиться, а ты не можешь. Кто же ты такой?!». И человек не знает, что ему делать, ему страшно, ему хочется куда-то спрятаться, сбежать от жизни. Он впадает в состояние фрустрации. Это понятие трудно выразить по-русски. Пожалуй, точнее всего его можно перевести как «бессильная ярость». Бедняга загнан в ловушку, ему некуда деваться. Ну, конечно, это порой вызывает не только страх перед жизнью, но и вообще нежелание жить. И такое печальное состояние может возникнуть у человека, который по своему складу просто традиционен. Ведь в нашей культурной традиции богатство и нажива не только не являлись сверхценностью, но, вообще-то, были презираемы. Поэтому «неуспешного» мужа, отца, брата, сына родным надо бы ободрить, сказать, что он именно в силу своей нравственной вменяемости не может вписаться в этот волчий мир, что его нежелание вписаться — тоже форма сопротивления злу. Главное, такому человеку надо дать возможность заниматься его любимой работой, хотя бы она и не приносила много денег.
— Можно сказать, что сейчас новым источником страха становится постепенно развивающийся кризис?
— Экономическая нестабильность может провоцировать страх перед жизнью. Но для меня очевидно, что в большей степени этот страх искусственно нагнетается средствами массовой информации, нежели реально живет в душах людей. А вот то, что у многих людей нет образа будущего, это уже более серьезное обстоятельство. Нехорошо, наверное, ссылаться на примеры из зоопсихологии, но я все же один приведу: когда должны наступить какие-то катаклизмы (а животные это чувствуют гораздо лучше, чем люди), то крысы — млекопитающие с высоким интеллектом — перестают размножаться. Будущего нет — нет и потомства. И это, я думаю, одна из главных причин нашего демографического кризиса.
— Ирина Яковлевна, Вы — детский психолог, поэтому лучше других можете сказать, как меняется под воздействием «железного духа времени» самый хрупкий слой населения — дети. Каким страхам подвержены они?
 — Начнем с того, что сегодняшние родители сами не могут не испытывать страх за детей: те же средства массовой информации им постоянно и настойчиво внушают, что наша страна буквально переполнена педофилами. И в больших городах люди перестали выпускать своих детей во двор. Дети лишены полноценного детства, потому что нормальное детство ребенка, если он не тяжелый инвалид, проходит во дворе. И двор — это совершенно уникальный, как теперь бы сказали, тренинг общения, ведь ребенок там попадает в разные системы человеческих связей: он то водит, то прячется; то командует, то подчиняется; то в одной команде, то в другой; то проигрывает, то выигрывает. В дворовых играх приобретаются очень важные жизненные навыки, кроме того, физическая сила, ловкость и выносливость, поэтому не обязательно ходить в спортивные секции. И игры в пионерских лагерях типа «Зарницы» тоже были очень полезны для ребенка, учили его наблюдательности, отваге, а значит, жизни.
Закрыли для ребят возможность (не говоря уж про радость!) дворового досуга, потому что, видите ли, «педофилов много», отменили военные игры — якобы они пробуждают в детях агрессивность, и сами посадили своих детей на «компьютерную иглу». Компьютерные игры, в которые играют миллионы детей, вызывают тяжелую психическую инвалидность, которая часто сопряжена, во-первых, со страхом, во-вторых, с неумением, а главное — нежеланием общаться с миром, с людьми. Так что компьютерные игры — это, я не боюсь так жестко сказать, способ истребления будущих мужчин (девочки гораздо реже попадают в киберзависимость). Как им не бояться жизни? Они не знают, что это такое. Но зато хорошо знают, что такое компьютерное пространство, наполненное жестокостью, грязью, ужасами, а иногда и откровенно сатанинскими образами и символами. Поэтому вполне можно сказать, компьютер — тоже очень серьезное оружие, калечащее психику людей, провоцирующее страх перед жизнью и аутизацию.
Аутизм сегодня вообще очень развит — и в детской, и в подростковой, и даже во взрослой среде. Это очень тяжелое заболевание, главной характеристикой которого является пребывание человека в некоем «психическом скафандре», отстраненность его от жизни. Разве может полноценно работать и вообще жить человек, которому хочется ото всего отгородиться? Конечно нет. Если он не включен в жизнь, то он об этой жизни перестает заботиться. Вся его забота связана только с собственной безопасностью. Конечно же, такой человек неполноценен. Он не может самореализоваться, не может способствовать гармонизации жизни, потому что сам дисгармоничен. Он не в состоянии принести радость, покой и дать энергию другим людям, потому что чувствует себя самым несчастным, ему не до того, чтобы что-то отдавать. А главное, очень часто такой человек сознательно, или, скорее, бессознательно, мстит всему миру за свою несчастность, страхи, одиночество. И потому — безумие со стороны взрослых равнодушно взирать на то, как детей посредством этой самой «компьютерной иглы» искусственно аутизируют. Надо бы встрепенуться…
— Вы говорите, что виртуальный мир полон ужасов и грязи. Но потоки жестокости и разврата изливаются сейчас на человека вообще отовсюду: из журналов и газет, с телеэкрана, из того, что называется искусством. Утрата целомудрия и страх — здесь есть что-то общее?
— Безусловно. Страх перед жизнью и нежелание общаться у многих молодых людей связаны с массированным разрушением интимного стыда, которое мы наблюдаем сегодня; с тем цинизмом, которым заражена современная культура, и главным образом, так называемая «молодежная субкультура». Нежелание выходить в открытое «житейское море» — это защитная реакция души против той грязи, в которую погружают подростков и молодежь; посильная (хотя и ненормальная) форма самосохранения.
 Молодым людям внушается, что та сфера, которая всегда (особенно в нашей, повышенно целомудренной, культуре) была запретной, должна быть не только открыта, но и выставлена на всеобщее обозрение. А это пугает, потому что сохранность интимного стыда — основа основ психической нормы; она лежит не просто в ядре личности, а, если так можно выразиться, в ядре ядра. Может, потому что все люди имеют одних прародителей — Адама и Еву, а первое чувство, которое они испытали после грехопадения, это чувство стыда. Первочувство перволюдей! Поэтому оно и лежит в самой глубине, в самой сердцевине нашей генетической памяти.
Сейчас стыд пытаются очень интенсивно, всеми способами разрушить. И нежелание общаться с миром часто бывает результатом нежелания разрушаться. Человек, особенно юный, может не знать, что его искусственно инвалидизируют, искусственно шизофренизируют. Но это именно так и есть, потому что отсутствие интимного стыда — это симптом шизофрении в стадии дефекта, говоря языком психиатрии2. Личность его уже настолько повреждена, а вернее сказать, разрушена, что ему все равно, о чем говорить — о погоде или об интимнейших вопросах, все равно, что показать окружающим — руку или половые органы. И вот этот тяжелейший психиатрический симптом сегодня подается или даже навязывается юношеству в качестве эталона поведения! Конечно, на уровне сознания человек может не понимать, что таким «эталонам» надо сопротивляться, но его бессмертная душа чувствует, что ее пытаются убить, и защищается, как может, в том числе путем самоизоляции.
Пропаганда бесстыдства — наиболее яркий пример, но есть масса других факторов «культурной угрозы», защищаясь от которых человек просто закрывается от мира, от общения с окружающими, от разнообразных контактов.
Я даже скажу, что именно поэтому верующие люди тоже часто испытывают какой-то запредельный страх перед жизнью и впадают в соблазн сектантства. Хочется от всех отгородиться и общаться только со «своими».
— Страх рождает желание защищаться от угрозы и приводит к агрессии… Разве не так?
— Страх и агрессия — две стороны одной медали. Как правило, агрессию вызывает так называемый «непереваренный» страх: происходит выброс злобы и ненависти оттого, что человек не может справиться со своим страхом, адекватно ответить своему обидчику. А как он может адекватно ответить, если того показывают по телевизору, если это лишь потенциальный, виртуальный обидчик, который, правда, может не только продемонстрированную в «Новостях» жертву, но и его, телезрителя, в другое время, в другом месте, при других обстоятельствах обмануть, ограбить, изнасиловать, зарезать? И как неотреагированная агрессия может вызывать страхи, так и повышенные страхи могут, в свою очередь, вызывать агрессию — в тех случаях, когда человек не боится, что ему дадут сдачу. Сильному он не может ответить, каким-то жизненным обстоятельствам, которые считает фатальными, не может противостоять, зато может издеваться над тем, кто слабее его. К примеру, если это мужчина — над своей женой, если это подросток — над менее физически развитым или над младшим и т. д. Некоторые дети проявляют агрессию по отношению к животным, и это могут быть те, кто испытывает страх, скажем, перед школьными хулиганами.
— А где страх и неконтролируемая агрессия, там снова недалеко до безумия?
 — Об этом я даже не говорю, это лежит на поверхности. У кого-то, по-моему, у великого испанского художника Гойи, есть серия графических работ, которая называется «Страх съедает душу». Когда страх съедает душу, человек может совершить и самоубийство (самоубийство называется по науке не только суицид, но и аутоагрессия — агрессия, направленная на себя), и агрессию, направленную вовне. Ту ненависть, которая всегда соседствует с хроническим страхом, он распространяет, индуцирует другим, отравляет ею мир. И, как мы понимаем, ненависть — это совсем не от Бога, а от Его противника. Поэтому страхи, конечно, весьма разрушительны для психики и для жизни не только отдельного человека, но и всего общества.
Оно, общество, несмотря на бессознательное сопротивление, тяжело больно, и его нынешнее состояние может грозить полным распадом, завершением жизни, потому что люди, которых сейчас куют искусственным образом, навязывая им гедонизм как главную цель, могут стать разве что электоратом Антихриста. Другое дело, что Господь сильнее, и Он не попустит гибели нашей страны, пока она не выполнила своего предназначения. А ее предназначение, как говорил величайший писатель Достоевский, это вселенскость. Мы еще должны сделать попытку спасти и свой народ, и мир от полного расчеловечивания. Поэтому, по словам одной старой советской песни, «умирать нам рановато», надо сопротивляться оскотиниванию. Но для этого необходимо понять, что идет информационная война, а понять это сложно, потому что она как война не опознается. Нам известны классические формы войны, когда сбрасываются бомбы, строчат пулеметы, приходят солдаты в чужой форме, когда есть линия фронта и тыл. Сейчас этого в России нет, однако по-прежнему происходит страшная убыль населения — мы теряем около миллиона людей, и, главное, происходит разрушение человеческой психики, что тоже делает людей нежизнеспособными, тем более — не способными к сопротивлению, так как у них снижен культурный иммунитет. Нам необходимо учиться отражать информационные удары.
Конечно, хорошо было бы, если бы об этом хоть немного заботилась власть, если бы она берегла свой народ от культурно-информационной агрессии. Собственно, она и обязана свой народ сберегать, народосбережение — ее главная обязанность.
— Это было бы хорошо, но важнее, наверное, то, что зависит от нас самих, а не от кого-то, кто может о нас заботиться, а может и не заботиться… Как научиться справляться со страхом перед жизнью?
— В обыденной жизни важно, чтобы рядом был человек, который эти страхи может расшифровать. Приведу очень простой пример, связанный с детьми, его легко перенести на взрослых. Дети, испытывающие патологические страхи, очень часто боятся, скажем, тени на занавеске: им кажется, что это какое-то чудовище, хотя на самом деле это просто тень дерева. Что сделать? Надо включить свет и вместе с ребенком посмеяться над этой страшилкой. Страшилку превратить в смешилку, раскодировать страх, объяснить, что никакое это не чудовище, а просто дерево со смешными ветками, похожими на чьи-то лапы. По этой схеме нередко и взрослым людям надо расшифровывать образы их страхов.
Ну, а самое главное — бороться с человеческим эгоцентризмом. Потому что болезненные страхи — следствие эгоцентризма, то есть повышенного внимания к своей особе. Причем эгоцентризма, пессимистически окрашенного: именно со мной случится самое страшное, именно на меня нападут, именно я заболею раком, именно меня выгонят с работы и т. д. И вот, опять же, такого человека часто пытаются неправильно «переключить»: ему советуют развлечься, развеселиться. А ему надо, наоборот, пойти в палату к умирающим, в детдом к сиротам, если не буквально, то что-то из этого ряда, чтобы он вплотную соприкоснулся с настоящим горем, с трагедией. Тогда вектор его повышенного внимания — центростремительного — станет хоть немного более центробежным, и он увидит, как много страдания вокруг, как много людей, действительно нуждающихся в помощи и защите. А если он хоть как-то поучаствует в этом, поможет, то почувствует себя более сильным, и ему уже не так страшно будет жить.
— А как человеку преодолеть себя, свои тревоги и страхи, если он понимает, что ничего не может изменить в окружающей реальности?
— Человеку необходимо иметь как можно больше внутренних душевных «запасов», которые позволят ему «уйти» в какую-то иную область. Если в сфере жизненных обстоятельств и произойдет разрушение, то человек, который любит музыку, поэзию или очень тонко чувствует красоту мира, природы, уйдет туда, ему будет, чем себя утешить, порадовать, насытить свою горюющую душу. Вот еще почему искусственное «упрощение», точнее культурное, интеллектуальное, душевное обеднение человека, которое сегодня происходит, так опасно: когда его постигает жизненный крах, ему уже некуда деться. Физики знают, что чем сложней система, тем она устойчивее. У человека с развитой душой, с развитой культурой, с развитой эмоциональной сферой существует, как говорят психологи, многоуровневая защита. И чем больше уровней защиты, тем лучше происходит компенсация после жизненных катаклизмов, трагедий.
— Но в начале нашей беседы Вы говорили, что все-таки самый верный путь преодоления любых страхов — найти дорогу к храму, по-настоящему прийти к Богу…
— Как раз для того, чтобы прийти к Богу, чтобы полюбить Невидимого и Неведомого Бога, очень важно размягчить свою душу любовью к видимому миру. В детстве — к родителям, потом — к товарищам, если суждено — к супругу или супруге, а затем и к своим детям, и всегда — к природе, к Родине, к настоящему высокому искусству. Этим наше сердце размягчится и будет готово, перефразируя слова первомученика архидиакона Стефана, к обрезанию3. Ибо как можно обрезать каменное сердце? Потому так неправы, с моей точки зрения, те православные люди, которые говорят, что ничего детям не надо давать, кроме Евангелия и житийных историй. А сердце они чем будут размягчать, как подготовят его к встрече с Богом? Лествицы они хотят лишить своих детей, а она необходима.
Ну, а когда встречаешь человека, который жалуется, что ему страшно и тошно жить, то надо в той форме, которая ему доступна, которую он не отвергнет, сказать: «Ты правильно страдаешь, ты не больной, ты, наоборот, здоровый. Бессмысленно жить без Бога, страшно жить без Бога, особенно сегодня, когда явлена такая жестокость, такое зловоние мира. Поэтому скорее иди в храм и учись молиться Богу, а Он тебя никогда не отвергнет, не обидит, не причинит зла. Наоборот — укроет, утешит, сбережет, развеселит. Только это будет ”веселие сердца”, а не утробы. С Богом ты будешь радоваться жизни. С Богом не страшно». Вот, что надо сказать такому человеку. А иногда — напомнить самому себе.
Беседовала Татьяна Бышовец
Журнал «Православие и современность» № 9 (25)за 2009 г.
[1]Хилиазм, милленаризм (греч. chilioi, лат. mille — «тысяча»), утопическое верование в совершенное «тысячелетнее царство», исходящее из неверного толкования Откровения (Ин. 20): перед концом мира якобы Господь будет зримо царствовать на земле с праведниками тысячу лет. Во время этого «тысячелетнего царства» дьявол будет «скован». Учение ошибочно разделялось некоторыми отцами Церкви в II–IV веках и по сей день свойственно сектам типа иеговистов, адвентистов, «иудо-христиан» и др. Обличители хилиазма указывают на то, что словами «Его же Царствию не будет конца», внесенными в Символ веры II Вселенским Собором, отвергается ложная идея «тысячников» (хилиастов) о земном, чувственном «тысячелетнем царстве Христа». Самое простое и логичное возражение на эту теорию заключается в том, что такое тысячелетнее царство на земле в виде «награды праведникам» лишено смысла, поскольку им уготовано вечное Царствие Небесное.
|
