 Что такое молитва? — Беседа человека с Богом. Точнее, таковой она должна быть. Но, помимо времени, когда мы становимся для того, чтобы попытаться обратиться к Господу, есть другое время — когда не мы говорим с Богом, а, напротив, Он говорит с нами. Когда? Когда мы читаем Его слово, живое, обращенное ко всем людям и вместе с тем к каждому из нас лично. И нередко оно открывается нам совершенно неожиданным образом, так, словно мы читаем его впервые. Эти маленькие открытия очень ценны, они всегда новая ступенька, шажок, приближающий к Богу.
…Он же сказал им: поэтому всякий книжник, наученный Царству Небесному,
подобен хозяину, который выносит из сокровищницы своей новое и старое
(Мф. 13, 52).
Эти слова из Евангелия от Матфея очень долгое время были для меня будто бы невидимыми — я много раз читал их, но они никогда не открывали ничего нового. Но однажды мне в руки попал сборник материалов о приснопамятном архиепископе Иринее (Нестеровиче), который в 1826-28 годах был правящим архиереем Саратовской епархии: там были опубликованы воспоминания о владыке известного литературного критика, историка русской литературы Степана Петровича Шевырева (кстати говоря, уроженца Саратова).
Один раз в разговоре с Преосвященным Иринеем Шевырев сказал, что до сих пор не нашел в Евангелии места, где Христос высказывал бы Свое отношение к внешней учености, той, которую принято называть академической, научной. На это владыка Ириней удивился: «Как, разве Вы не читали…?» — и указал на 52-й стих 13-й главы Евангелия от Матфея. Это концовка довольно большого монолога Спасителя: Он рассказывает притчи и в конце спрашивает слушателей: «Вы поняли все это?». Они отвечают: «Да». И тогда Христос говорит: «Всякий книжник, наученный Царству Небесному, подобен хозяину, который выносит из сокровищницы своей новое и старое».
Архиепископ Ириней, когда толковал этот отрывок из Евангелия, объяснил его так: старое — это и есть ученость внешнего мира, академическая ученость, и книжник — не столько книжник в классическом библейском смысле, то есть человек, профессионально изучающий Писание, а ученый вообще. Однако же «книжник, наученный Царству Небесному» — это ученый-христианин. Тот, кто смог евангельским смыслом наполнить свои научные изыскания, у того в сокровищнице окажется и «новое», то есть духовное знание, и «старое» — академическое, научное.
Для меня, человека, пришедшего на служение Церкви из научного мира, это слово Преосвященного Иринея оказалось близким. Церковь не требует от человека отречься от своих научных знаний — мы знаем огромное количество примеров, когда люди науки оказывались верующими христианами. Например, святой мученик Иустин, апологет Церкви, живший во II веке по Р.Х., обратившись в христианство, свою белую тогу философа (мы бы сегодня могли сказать — знак принадлежности к ученому сообществу) носил с гордостью. И на современной иконе он изображен укутанным в нее.
Вспомним еще одного нашего земляка, священномученика Владимира Амбарцумова. Он был выпускником физико-математического факультета Берлинского университета. В советское время, уже находясь в священном сане, когда ему не давали служить открыто, он работал в Академии Наук. Интересно, что именно академики добились его освобождения как ценного сотрудника в 1932 году, когда отцу Владимиру грозила ссылка в Сибирь. Вот еще один книжник, наученный Царству Небесному. Причем у святого Владимира был очень сложный путь в Православие — он прошел через баптизм, через увлечение всякими рационалистическими учениями. Разум технаря помог ему сделать выбор не только сердцем, когда оно чувствует истинность веры, но и осознанно. Добавлю, что священномученик Владимир Амбарцумов — основатель христианского студенческого движения, куда входили точно такие же ищущие истину люди из академических кругов, среди которых он и миссионерствовал даже в советское время.
Диакон Максим Плякин, Саратов
Журнал «Православие и современность» № 8 (24) за 2008 г.
|
