Mongoose

А если это не искусство? Сериал «Школа» начинает телевизионный год с промоскандал.

Сериал Гай Германики подаёт школу глазами летучего насекомого. Это и есть авторское видение. Как если бы мухе дали в лапки камеру или вмонтировали бы в неё какую-нибудь «нанотехнологию».

Сериал «Школа» Валерии Гай Германики уже взбаламутил Сеть, став среди блогеров событием и даже скандалом. Адресованные в самые высокие инстанции просьбы о закрытии показа, о снятии с эфира — это такой крутой промоушен. Все об этом судачат, все ссылаются, комментариями брызжут.

В качестве поддержки гремящей «Школы» на «Закрытом показе» у Александра Гордона проходит эпатирующее «Все умрут, а я останусь» той же Гай Германики. Грамотно, очень грамотно.

Что им Гекуба?

Остаётся обратиться куда-нибудь со злобным призывом не закрывать сериал. Во-первых, не надо навешивать ореол мученичества этому весьма прагматичному проекту. Во-вторых, надо дождаться, чтобы кто-нибудь всмотрелся в «Школу» повнимательнее и немного подумал о том, что ему показывают.

Пока большинство блогеров обсуждают степень достоверности в отображении школьной жизни и её участников. Одни пишут о том, насколько «Школа» точно фиксирует современные школьные реалии.

Другие отрицают жизненную правдивость этого сериала. Мол, всё не так, все дети не такие, учителя не этакие. (По мне, так вообще в большинстве школ учителя-мужчины практически отсутствуют, попадаются только в качестве преподавателей физкультуры у мальчиков, а в «Школе» мужских фигур явный перебор, и это уже неправда.)

Очень драматичные споры, но бесполезные.

«Школа» есть телесериал, а телесериал есть вид искусства и даже, не побоюсь этого слова, жанр. И жанру этому присущи некоторые художественные свойства: вымышленная история, вымышленные действующие лица, обладающие или не обладающие некоторыми качествами, материально-пространственная среда, в которой развивается сюжет. Стилистика съёмки. Монтаж. Ракурсы. Планы.

Дальше хочется перейти на ненормативную лексику, чтобы закрепить существенность всего перечисленного.

«Школа» являет оппозицию клишированной условности сериалов, которая у многих вызывает идиосинкразию.

Общие беды сериалов — статичная камера, ленивый монтаж, превращающие кадр в тупую театральную мизансцену-разводку, снятую на плёнку. Отфильтрованность звукоряда до такой степени, что можно заподозрить героев в житии внутри большой банки или коробки. Засилье павильонных съёмок и есть воплощение «коробочного» мира. Идеализация внешности героев, нереалистические наряды, причёски, макияж, маникюр. Показная мимика, искусственные интонации, длительные и прямолинейные выяснения отношений. Можно ещё долго перечислять. Понятно, о чём речь.

Подобные свойства способны резко убавить реалистичность даже самой жизненной истории. Но хитрость в том, что и отсутствие подобных свойств автоматически не прибавляет достоверности. И по очень простой причине.

Чтобы искусство было правдивым, оно должно быть правдивым искусством, а не просто правдивым. Это прямой репортаж может быть просто правдивым.

Искусство должно нести правдивое жизненное содержание в слиянии с такой художественной формой, которая будет правдивой и восприниматься тоже будет как правдивая.

Тут следует оговориться, что эта погоня за художественной правдой, достоверностью и доподлинностью стала мукой для художников, желающих быть реалистами.

С тех пор как особо одарённые творческие люди изобрели реализм, всем остальным нет покоя. Достоверность и её иллюзии ускользают, устаревают или рискуют разминуться с художественностью.

Когда-то пьесы Виктора Розова казались воинствующим реализмом. Появилась Людмила Петрушевская и пьесы «новой волны», и Розов стал восприниматься как старомодная театральщина, риторика в духе классицизма.

«Школа» претендует на то, что бьёт всех нас наотмашь яростным и жестоким реализмом. Конечно, рядом с «Маргошей» и «Папиными дочками» и не такое почудится.

Но посмотрим «Школу», абстрагируясь от сериального контекста.

Что нам Гекуба?

Первое, что мы видим, — это усиленные попытки работать ручной камерой, которая дрожит, кренится, прыгает вместе с шагами оператора. Одним словом, не даёт удобной вылизанной картинки, а делает кадр колючим, некрасивым, некомфортным для зрительского глаза.

Ладно, пусть так. Но что этот «взгляд» камеры в духе «Догмы» подразумевает? За что боролась «Догма»? За тождественность киноглаза человеческому взгляду. За возвращение в кино человеческого измерения, человеческих возможностей зрения, а не сверхчеловеческих, как в Голливуде. Человек видит то, что творится в мире героев. Человек фиксирует, не воспаряя над своей человеческой физиологией.

Но в «Школе» этого человеческого измерения не чувствуется. Киноглаз то блуждает где-то на уровне ширинок, то «садится» на чью-то куртку, двигается намеренно хаотично.

Часто идёт агрессивный монтаж крупных и сверхкрупных планов. К примеру, идёт камерная сцена, разговор учительницы тет-а-тет с матерью ученицы. То камера зависает вплотную к оскалу улыбающейся учительницы, то маячит прямо перед носом матери, заслоняя пространство класса массивом щеки.

Никакой достоверности визуального ряда в «Школе» нет уже из-за таких приёмов. Ими тут злоупотребляют по очень простой причине: они создают атмосферу агрессивного и некомфортного зрелища, которая очень в моде на Западе в фестивальном кино.

Сериал Валерии Гай Германики подаёт нам школьный мир как бы глазами летучего насекомого. Это и есть авторское видение. Как если бы мухе дали в лапки камеру или вмонтировали бы ей какую-нибудь «нанотехнологию».

И вот она летает с чьих-то задних карманов на молнию спереди, с куртки на обои, с обоев на лист салата, кем-то отправляемый в рот, со лба на нос, с носа одного героя норовит залететь в рот или ухо другого.

Очень содержательные полёты. Быть может, эта летающая особь весьма точно фиксирует всё, что попадает в её поле зрения, ведь она не умеет быть субъективной.

Только не нужен мне такой объективизм. Не надо убеждать меня, что именно точка зрения летающего насекомого отображает мир таким, каков он есть. Я всё-таки склонна больше доверять человеку.

Человеческие заблуждения и субъективности мне дороже.

Но дело даже не в этом, а в том, что для летучего авторского alter ego фиксируемый на камеру мир — это мир чужой, в нём живут другие виды и породы, с которыми автор не желает иметь ничего общего.

«Школа» вызывает у многих шок совсем не потому, что рассказывает о школе какие-то совершенно новые и непривычные ужасы.

«Школа» собирает все ужасы, которые известны нам из массмедиа, и подаёт их ещё более отстранённо. Отчуждённо. С плотоядной брезгливостью. Фе, какое болото. Ух, чума, какое болото. Очередное жюри пропрётся.

Нормальное реалистическое искусство всегда занималось душевным присвоением тех бед, кошмаров и конфликтов, к которым сам автор в своей жизни не имел никакого отношения.

Искусство основывалось на готовности творчески обжить любой самый гадкий мир, душевно объединиться и породниться с самыми отвратными персонами, раз они стабильно существуют в авторском творческом сознании.

Автор делал этот мир интересным и содержательным для зрителя и читателя. Если бы не Чехов, можно было бы себе пулю в лоб пустить от одного пребывания рядом с героями «Чайки».

Если бы не Гоголь, даром никому не был бы нужен занудный бездарный Башмачкин. Но авторы сумели полюбить этих людей, присвоить их беды, увидеть в них полноценных представителей человечества, современности, общественных драм.

И эти жуткие люди получились полноценными художественными образами.

В «Школе» не чувствуется даже тени подобных душевных движений. Здесь нет душевной работы автора над собой, она упразднена. Остаётся одна сторонняя фиксация внешних картинок отстоя.

Что показывает автор «Школы»? Примитивные школьники с очень убогим словарным запасом и ещё более жалким сознанием. Неинтересные учителя со своими некрасивыми проблемами и слабостями. Невнятные родители.

Человеческие отношения аморфные или агрессивные. Жизненные цели отсутствуют или опять же примитивны. А как примитивны? А вот так, примитивны, подробнее не скажешь.

Дело не в том, что духовная неполноценность школьного мира показана в «Школе» слишком вызывающе. Эта духовная неполноценность показана в свою очередь примитивно. В ней не видно ничего, что нельзя было бы ухватить, проехавшись с двумя отвязными тинейджерами в лифте или послушав их разговор на остановке.

Но художник на то и художник, чтобы знать подробности, чтобы чуять и воплощать нечто такое, чего не видно без художественной образности.

И Гоголь, и Чехов, и Фолкнер, и Хемингуэй были великими в том числе потому, что умели показать сложность человеческой примитивности.

Они открывали глубину и замысловатость духовного оскудения. Они видели многосложные корни убожества людей и жизненных явлений. Они делали тонкие художественные смыслы из грубой пустоты жизни.

История в деталях

Стоп. А есть ли тут хоть какая-то деталь, которая кого-то выделяет из этой смази придурков, отморозков и никаких? Есть ли хоть кто-то не совсем ординарный?

Ага, одна девочка упорно занимается народными танцами. И с идиотской улыбкой упорно танцует «Валенки, валенки» на торжественном концерте, не замечая ничего, что творится вокруг. И?.. А ничего. На этом показ человеческой неординарности героини обрывается.

Это называется придумать персонажу фишку. Если некогда и нет творческой тяги сочинять полноценную индивидуальность, а отделить персонажа от прочей массы всё-таки надо, навешивают фишку.

Так старшая из сестёр в «Сёстрах» Сергея Бодрова вдруг обматывалась занавеской и начинала изображать индийский танец. Типа у неё есть хрустальная наивная мечта. Вот она какая.

Так главный герой Лис в «Антикиллере» очень хотел съездить на Кубу. Кругом бойня, кровь, грязь, а он про Кубу мечтает. Помечтал пару кадров — и хватит душой заниматься, можно дальше гнать неуклюжий экшен.

Валерия Гай Германика недалеко ушла от фишечного ремесла.

Каждый из нас может рассказать достаточно колоритных хорроров про школу или институт, вспомнить что-то удивительно трогательное, доброе или неожиданное, странное.

Мы все учились в школе, у каждого из нас свои представления и своя правда о типичном и нетипичном в этом учреждении. Но пока в ЖЖ решаются проблемы соотношения сериала и жизни, социальных бед, нравственных проколов, я задаю себе другой вопрос о сериале «Школа».

А если это не искусство?