Mongoose

Я никогда не могла в полной мере постичь искусство отступления двух клеточек сверху и трех слева, за что была наказываема записями в тетради и снижением оценки по математике. Я до сих пор ставлю дату в графе «Подпись» и расписываюсь в графе «Дата». Оформляя недавно загранпаспорт, я столько раз возвращалась дописывать и переписывать анкету, что под конец на меня смотрели не то как на имбецила, не то как на инопланетянина. Паспортистка так была озадачена моим загадочным поведением, что даже сердиться не могла. Только вежливость, думаю, удержала ее, чтобы не спросить меня, не работаю ли я в цирке или не сбежала ли я из заведения для слабоумных. Никого больше в очереди не возвращали столько раз.

Есть ли что-нибудь положительное в такой бестолковости? Как ни странно, да. То, что приводило в отчаяние учителей и паспортисток, служит мне теперь добрую службу. Обучая своих детей чтению, математике и всему на свете, а студентов английскому языку, я понимаю, что все люди разные, что к каждому нужен свой подход, что у каждого свое время и свои плюсы и минусы. Познав на своей шкуре всю прелесть бестолковости, я не спешу с выводами о тупости, неспособности и необучаемости других. Если не работает стандартный метод, я пробую нестандартный. Не получается слева – пробую справа. Как Шерлок Холмс пытался понять мотивацию преступника, я пытаюсь понять мотивацию неуспевающего студента или ребенка. Но это требует искреннего интереса к его нуждам. Я давно пришла к выводу, что учитель-энтузиаст учит эффективней учителя-знайки. Конечно, мы не обсуждаем качество преподавания педагога-незнайки, но никакие знания не заменят человеческого участия. Да дело и не только в участии, но и в способности поставить себя на место бестолкового ученика, и опыт бестолковости здесь очень помогает. Если у меня комплекс по поводу неспособности водить автомобиль, я скорее пойду к доброму инструктору, чем к строгому. Отличники редко понимают простых смертных. Из них получаются хорошие ученые, но не так часто хорошие педагоги.

После того, как старший сын выучился отлично читать к четырем годам с самой незначительной моей помощью, было тяжело осознавать, что со средним сыном всё будет намного сложнее. Мы прочитали букварь три раза, и только тогда в его пятилетней голове стало складываться смутное представление об искусстве чтения. Зато первую книгу про космос прочитал именно он, с трудом складывая слова, напряженно морща лоб, водя пальчиком по строчке и проговаривая сложные слова вслух. Сказал: прочитает – и прочитал.

А младший сын не был готов к чтению ни в четыре, ни в пять лет. Каждая выученная буква доставалась с трудом, с нас обоих пот капал во время занятий. Я обклеивала большими красными буквами двери и стены, делала лото, распечатывала игру «Бинго» – про буквы, распечатывала письма от мишки с Северного полюса и от пингвиненка с Южного. А потом настал момент, когда все полученные, но неусвоенные знания вдруг усвоились.

Вот они – дети одних родителей, а какие разные. Каждому овощу – свое время, и это приходится познавать каждый день.

Как-то пришлось работать на радио. Готовить и вести передачу мне очень нравилось, но когда пришло время осваивать техническую сторону работы в эфире, включать и настраивать микрофон, CD-плеер, а также запускать рекламу, внутри у меня всё похолодело, и я твердила одну фразу, как мантру: «Я не справлюсь, не справлюсь, не справлюсь». Проводивший инструктаж Ник с сизым носом и пропитым голосом начал занятие с улыбки и приятного вступления: «Во-первых, вы должны сразу себе уяснить: что бы вы ни нажали, ничего не взорвется. Вы ничего не можете испортить, и вообще всё это очень легко, даже я научился». И дав мне вдоволь понажимать кнопки и поэкспериментировать с оборудованием, он удовлетворенно заметил, что я «отлично справляюсь и у меня не будет никаких проблем, вот только надо запомнить правила номер один, два, три». Я с восхищением заметила Нику, что он прирожденный педагог, а он ответил, что да, в школе он действительно работал, несмотря на то, что сам учился плохо.

Время от времени вижу статьи на тему разоблачения дислексии. Вся эта дислексия, мол, от лени. У нормального человека не должно быть никакой дислексии. Сразу видно: это отличники пишут. Невдомек им, каково людям не таким, как они, у которых буквы «убегают» со страницы и нарушено звуковое восприятие. А я вспоминаю двух бывших одноклассников, тетради которых мне иногда давали проверять. Такие ошибки нарочно не придумаешь, а тогда они казались смешными. Теперь я вижу детей с дислексией, и понятны становятся ошибки одноклассников. Как их ругали! Сейчас есть масса способов обучения дислексиков, нужно просто работать и не удивляться их «тупости» – у них особое восприятие текста и устной речи.

Вообще давно замечено, что особенно непримиримы к бестолковости, незнанию в определенной узкой области люди ограниченные, являющиеся специалистами именно в этой единственной области и смеющиеся над профанами. Для опытного водителя начинающий водить или не умеющий – повод для смеха, грамотею несносен безграмотный, опытной хозяйке – неумеха. И в самом деле, как можно жить, не умея варить суп? И как земля не провалится под путающими буквы (или тем более педали)? И как не стыдно не знающим английского языка?

А вот гении и просто люди, одаренные различными талантами, не удивляются людскому невежеству, бестолковости и тугодумству. Вдобавок к талантам они, гении, нередко обладают и великодушием. Их трудно вывести из себя бестолковостью – любой по сравнению с ними бестолков. Часто они еще и скромны, не считая себя ничем выдающимся.

Мне всегда очень импонировал такой человеческий тип, как капитан Врунгель. Врунгеля невозможно смутить или вывести из себя, он не раздражается, а ловко и весело находит выход из любой ситуации, не обвиняя ближнего. Из бестолкового Фукса он воспитывает хорошего матроса. Хорошо бестолковым рядом с Врунгелем! Как-то все вокруг становятся толковее.

Опыт бестолковости можно распространить и на опыт духовной жизни. Ошибавшийся человек, имеющий перед глазами свои падения и ошибки, скорее будет снисходителен к другим, чем человек без тяжелых грехов или «отличник», которому кажется, что у него всё в порядке.

Бывает, конечно, что именно человек с тяжелым прошлым яростно обличает других, но, наверное, это в нем растревоженная совесть говорит, неправильно выбирая адресата.

А как, интересно, чувствуют себя преуспевающие в духовной жизни рядом с нами, бестолковыми? А святые?

Да нет, не раздражаются. Не удивляются нашей тупости и косности. Как-то нас терпят. И даже любят. Неужели разница между ними и нами меньше, чем между нами, грамотными, и безграмотным соседом или между опытной и начинающей хозяйкой? Почему нам протягивают руку с небес, не гнушаясь, а мы высокомерно делим людей на достойных и недостойных нашего внимания? Неужели мы НАСТОЛЬКО лучше «недостойных»?

Как-то супругу пришлось служить Пасху на маленьком отдаленном приходе, заменяя внезапно заболевшего настоятеля. Приехал он со службы растроганный и рассказал: «Ничего они там не знают, петь не умеют, читать не умеют, службу не знают, но какие они чудесные! Как дети – смиренные и радостные… Как я хочу еще там служить, хоть пешком пойду!»