Mongoose

Портал Православие.Ru обратился к кандидату богословия, кандидату филологических наук, доценту Санкт-Петербургского государственного университета, преподавателю Сретенской духовной семинарии диакону Владимиру Василику с просьбой порассуждать на тему того, что было бы с Русью и нами, прямыми потомками тех, кто крестился в X веке в водах Днепра, выбери великий князь Владимир иную веру.

    — Трудами равноапостольного князя Владимира великая страна была просвещена светом христовой веры. Однако как тогда, так и сегодня есть те, что негодуют о выборе святого князя. И действительно, зачем он выбрал такую веру? Зачем нам религия, которая обременяет нашу и без того сложную жизнь? Зачем верить в Бога, Который мешает нам жить в свое удовольствие, по голосу плоти? То ли дело язычество... Может быть, следовало в нем и остаться?

Наши благочестивые предки с ужасом и стыдом отворачивались от своего языческого прошлого

— Наши благочестивые предки этот вопрос не поняли бы. Поскольку для них крещение было путем от смерти к жизни и от земли к небесам. Они с ужасом, стыдом и скорбью отворачивались от своего языческого прошлого. Об этом сказал митрополит Иларион в своем «Слове о законе и благодати»:

«И уже не сыновей своих бесам в жертву приносим, но приносим бескровную жертву, и уже не идолов чтим и для них кровь проливаем, но чтим богочеловека Христа, за нас Свою кровь Пролившего».

Дело в том, что человеческие жертвы неотделимы от славянского язычества. Еще Маврикий упоминает о ритуальном самоубийстве славянских жен после смерти их мужей^[1]. Арабский путешественник Ибн Русте описывает в начале Х в., как в «стране славян» проходит похоронный обряд:

«И если у покойника было три жены, и одна из них утверждает, что она особенно любила его, то она приносит к его трупу два столба, их вбивают стоймя в землю, потом кладут третий столб поперек, привязывают посреди этой перекладины веревку, она становится на скамейку и конец (веревки) завязывает вокруг своей шей. После того как она так сделает, скамью убирают из-под нее, и она остается повисшей, пока не задохнется и не умрет, после чего ее бросают в огонь, где она и сгорает».^[2]

Особо мрачный и изуверский характер носит похоронный обряд, описанный Ибн-Фадланом в 922 г., связанный со зверским убийством девушки, долженстствовавшей сопровождать в иной мир знатного руса:

«И они прошли с ней в направлении к кораблю. И вот она сняла два браслета, бывших на ней, и дала их оба той женщине, которая называется ангел смерти, а она — та, которая убивает ее. И она (девушка) сняла два ножных кольца, бывших на ней, и дала их оба тем двум девушкам, которые обе служили ей, а они обе дочери женщины, известной под именем ангела смерти. Потом ее подняли на корабль, но (еще) не ввели ее в палатку, и пришли мужи, (неся) с собой щиты и деревяшки, и подали ей кубком набид, и вот она пела над ним и выпила его. Переводчик же сказал мне, что она прощается этим со своими подругами. Потом дан был ей другой кубок, и она взяла его и затянула песню, причем старуха побуждала ее к питью его и чтобы войти в палатку, в которой (находится) ее господин. И вот я увидел, что она уже заколебалась и хотела войти в палатку, но всунула свою голову между ней и кораблем, старуха же схватила ее голову и всунула ее в палатку и вошла вместе с ней, а мужи начали ударять деревяшками по щитам, чтобы не был слышен звук ее крика, при чем взволновались бы другие девушки, и перестали бы искать смерти вместе со своими господами. Потом вошли в палатку шесть мужей и совокупились все с девушкой. Потом положили ее на бок рядом с ее господином и двое схватили обе ее ноги, двое обе ее руки, и наложила старуха, называемая ангелом смерти, ей вокруг шеи веревку, расходящуюся в противоположные стороны, и дала ее двум (мужам), чтобы они оба тянули ее, и она подошла, держа кинжал с широким лезвием, и вот, начала втыкать его между ее ребрами и вынимать его, в то время как оба мужа душили ее веревкой, пока она не умерла»^[3].

А вот какие жертвы приносил Святослав под Доростолом в 971 году:

«Скифы не выдержали натиска противника; сильно удрученные гибелью своего предводителя (Икмора, второго человека в войске после Святослава), они забросили щиты за спины и стали отступать к городу, а ромеи преследовали их и убивали. И вот, когда наступила ночь и засиял полный круг луны, скифы вышли на равнину и начали подбирать своих мертвецов. Они нагромоздили их перед стеной, разложили много костров и сожгли, заколов при этом по обычаю предков множество пленных, мужчин и женщин. Совершив эту кровавую жертву, они задушили несколько грудных младенцев и петухов, топя их в водах Истра»^[4].

Последней жертвой официального языческого культа на Руси стали Феодор Варяг и его сын Иоанн, впоследствии канонизированные Церковью как святые мученики. Летопись так говорит об этом преступлении, совершенном во времена князя Владимира:

«Пошел Владимир против ятвягов и захватил их землю. И пошел к Киеву, принося жертвы кумирам с людьми своими. И сказали старцы и бояре: “Бросим жребий на отрока и девицу, на кого падет он, тех и зарежем в жертву богам”. Был тогда варяг один, и был двор его, где сейчас церковь святой Богородицы, которую построил Владимир. Пришел тот варяг из Греческой земли и втайне исповедовал христианскую веру. И был у него сын, прекрасный лицом и душою, на него-то и пал жребий по зависти дьявола. Ибо не терпел его дьявол, имеющий власть над всеми, а этот был ему как терние в сердце, и пытался сгубить его, окаянный, и натравил людей. И посланные к нему, придя, сказали: “На сына-де твоего пал жребий, избрали его себе боги, так принесем же жертву богам”. И сказал варяг: “Не боги это, а дерево: нынче есть, а завтра сгниет; не едят они, не пьют, не говорят, но сделаны вручную из дерева секирою и ножом. Бог же Один, Которому служат греки и поклоняются; сотворил Он небо, и землю, и человека, и звезды, и солнце, и луну, и создал жизнь на земле. А эти боги что сделали? Сами они сделаны. Не дам сына своего бесам”. Посланные ушли и поведали обо всем людям. Те же, взяв оружие, пошли на него и разнесли его двор. Варяг же стоял на сенях с сыном своим. Сказали ему: “Дай сына своего, да принесем его богам”. Он же ответил: “Если боги они, то пусть пошлют одного из богов и возьмут моего сына. А вы-то зачем совершаете им требы?” И кликнули, и подсекли под ними сени, и так их убили»^[5].

Вот такое уважение к свободе совести господствовало при языческом дворе и вот что нас ждало бы сейчас.

Вопрос к язычницам — готовы ли они к многоженству и перспективе отправиться в мир иной за умершим мужем?

Возьмем другие сферы жизни — брачное право. Летописец «Повести временных лет», вообще не склонный к очернению языческого прошлого Руси, все же со скорбью замечает: «А древляне живяху звериным обычаем, умыкаху девиц при воде». Согласно его сообщению, у князя Владимира было около пяти жен и восьмисот наложниц. Даже если он помножил их реальное число на десять, все равно величина его гарема впечатляет. Другой пример, более скромный: князь Само, который имел двенадцать жен. А теперь вопрос к прекрасным сторонницам язычества — готовы ли они к славянскому многоженству и к перспективе отправиться в мир иной за умершим мужем?

В русском пьянстве упрекали христианство — и совершенно напрасно. Не потому ли князь Владимир не принял ислам, что «веселье Руси есть ясти, пити»? Из приведенного выше отрывка у Ибн-Фадлана видно, какую омерзительную роль в погребальном обряде играли пьянство и алкоголь. И еще одна черточка — откуда на Руси женский алкоголизм. Титмар Мерзебургский (XI в.) сообщает об одной княгине, которая ездила верхом и пила за десятерых мужчин^[6]. Перечитайте, дорогие читатели, поучение игумена Выдубицкого Моисея «к простой чади» и вы получите полное представление о том, как к пьянству относились христиане и язычники.

Вот христианское отношение к этому пороку:

«Пьяницы ведь царства Божьего не получат — и не так ли уж ясно, что всякий пьяница погибает: и от Бога они отгоняются, и в негасимый вечный огонь посылаемы».

А вот языческое:

«Я же, поверьте мне, ужасаюсь, раздумывая, как в вас бесы ликуют и Сатана торжествует в вас и радуется пьянству, чтимому вами; все будто богом неким захвачены им, и детям своим вы велите поклоняться пьянству. И тот лишь считает праздник славным, когда все лежат, будто мертвые спьяну, как идолы, — с разверстыми ртами, но языками безгласными, с очами открытыми, но не видящими, с ногами, которые не могут ходить. Кто по достоинству вас оплачет, столь горестно от пьянства гибнущих?». Для игумена Моисея пьянство связано с идолопоклонством и даже хуже его: «Горе мне! горе мне! как допустил все это Господь Бог в дни, в какие не ждал я, что увижу людей, чтящих деяния беса — и совсем того не стыдящихся, но даже гордящихся! Горе мне! горе мне! зачем Бога, Создавшего вас, покидаете и предаетесь пьянству, которое идолов хуже?»^[7]

Скажем и о том, что полабские славяне, оставшиеся язычниками, были раздавлены своими христианскими соседями — немцами и поляками. Та же судьба постигла язычников-пруссов, ставших жертвой экспансии Тевтонского ордена. О какой-либо обороноспособности Руси в том случае, если бы она осталась языческой, говорить не приходится. Пример тому — князь Святослав Игоревич, потерпевший жестокое поражение от христианской Византийской империи.

 

    

***

— А может быть, стоило выбрать латинство? Глядишь, попивали бы сейчас пивко не хуже немецкого, было бы у нас везде чисто и «нация не в пример более культурной».

В качестве неизбежного налога на католичество вместе с чешским пивком получайте инквизицию и индульгенции

— Пожалуйста... Но тогда в качестве неизбежного налога на католичество вместе с чешским пивком получайте инквизицию и индульгенции. А равно и результат индульгенций и коррупции в Римо-католической церкви — Реформацию и религиозные войны типа гуситских. Или даже пострашнее — типа Тридцатилетней войны 1618–1648, когда из трех миллионов чехов в живых осталось восемьсот тысяч. Вот как об этих бедствиях писал Андреас Гриффиус в стихотворении «Слезы отечества»:

Мы все еще в беде, нам горше, чем доселе.
Бесчинства пришлых орд, взъяренная картечь,
Ревущая труба, от крови жирный меч
Похитили наш труд, вконец нас одолели.

В руинах города, соборы опустели.
В горящих деревнях звучит чужая речь.
Как пересилить зло? Как женщин оберечь?
Огонь, чума и смерть… И сердце стынет в теле.

О, скорбный край, где кровь потоками течет!
Мы восемнадцать лет ведем сей страшный счет.
Забиты трупами отравленные реки.

Но что позор и смерть, что голод и беда,
Пожары, грабежи и недород, когда
Сокровища души разграблены навеки?!

И еще черточка. Добрые католики-хорваты, солдаты армии Валленштайна, во время Тридцатилетней войны украшали свои шляпы... отрубленными детскими чешскими руками.

К середине ΧVII в. из всех славянских католических государств независимым оставалась только Польша, Речь Посполитая, да и та вскоре подверглась ужасам Освободительной войны под предводительством Богдана Хмельницкого, кошмарам Потопа и вошла в глубокий упадок, который кончился ее разделом в конце ΧVIII в. Во многом в ее бедах был повинен католицизм благодаря его влиянию на польский национальный характер. Этот характер способствовал и тем поражениям, которые пережила Польша в ХХ в. И опять-таки, все нынешние славянские государства с католическим прошлым в течение ХХ в. и начала ХХΙ в. не являлись и не являются вполне самостоятельными и испытывают серьезные экономические, социальные и духовные проблемы.

***

— Некоторые сторонники «плюрализма» спросят: а почему не ислам? Тяжелы, конечно, отдельные его предписания, но зато можно иметь четырех жён, солнышко зашло — конец посту, да и пьянства у нас возможно бы не было...

То, какова жизнь при исламе, достаточно иллюстрирует талибский Афганистан

— Ответ прост: спросите современную русскую женщину: захочет ли она быть четвертой? Насчет того, что солнышко зашло — и конец посту, а это смотря где. В Саудовской Аравии, например, совсем не так, пост продолжается и после наступления темноты, верующим разрешено лишь немного подкрепиться постной (на православный взгляд) пищей. Да и та культура, которая построена на лицемерии — рано или поздно обречена на вырождение и погибель. Но сейчас радикальный ислам, напоминающий раннюю Реформацию, как никогда стремится быть честным и исполнительным. А то, какова при нем жизнь, достаточно иллюстрирует талибский Афганистан, или попытка установления современного Халифата на территории Сирии и Ирака с шариатской полицией, законами против роскоши и разврата и несоответствующей одежды, со смертной казнью за самые разные преступления, в том числе за вероотступничество.

Мусульманское общество гораздо жестче по своим требованиям, чем советское общество тридцатых-пятидесятых годов ХХ в. И к тому же это общество чревато целым рядом внешних и внутренних кровавых конфликтов. Обращаясь к славянским странам, вспомним Боснию, где мусульманская знать присвоила себе большую часть богатств страны и держала в черном теле не только христиан, но и простых мусульман. И та же Босния после распада Югославии стала ареной кровавой войны, где мусульмане демонстративно отрезали головы сербам-христианам и вешали их в концлагерях. Эта война обошлась Боснии в 250 тысяч человек, в результате которой страна была разорена и расколота на две части. Хотят ли всего этого современные любители плюрализма и иного выбора для России?

***

— Наконец, раздаются вопросы: а иудаизм чем плох? Иудеи сейчас по всему миру в почёте. Банки, СМИ — преимущественно в их руках. Может быть, прими князь Владимир иудаизм, и мы были бы сейчас богаты да учёны?

— По большому счету, иудаистом может быть только этнический еврей. Как выразился один мой знакомый еврей, «нееврей может стать евреем лишь в случае мучительных трансформаций и лишь в случае один на миллион». И история, казалось бы, подтверждает подобную националистическую установку — неевреев-иудаистов в мире практически нет. В настоящее время среди народов мира существует лишь два ничтожных исключения — около 15000 караимов и 45000 фалаша. Остальные иудаисты-неиудеи были поглощены прочими окрестными народами. Так произошло с южноаравийскими иудеями, которые растворились среди мусульман после прихода Мухаммеда. Так произошло с хазарами, принявшими иудейство в ΙΧ в., разгромленными Святославом в 965 г., добитыми св. князем Владимиром и исчезнувшими в конце Х в.

То же случилось бы и с нами, если бы наши предки приняли бы иудаизм.

***

Если бы мы не приняли Православия, у нас не было бы Великой Империи. Не было бы Русского мира. Не было бы ни св. Софии Киевской, ни храма Покрова на Нерли, ни собора Василия Блаженного, ни Исаакиевского собора, ни митрополита Илариона, ни преподобного Сергия Радонежского, ни преподобного Серафима Саровского, ни Державина, ни Пушкина, ни Гоголя, ни Достоевского. Не было бы русской культуры и всего того, за что любят и чтут Россию. Не было бы ни русских войск в Париже в 1813 г., не было бы славной Победы 1945 г. и ее знамени над рейхстагом.

Но главное состоит в том, что история не знает сослагательного наклонения. И история у нас именно та, которую нам дал Бог.