О слепой вере в мифы | 10:44 |
Вот один из забавных парадоксов, которые открываются, когда беседуешь
с людьми о вере: чем более человек уверен в том, что уж кто-то, а он —
современный, просвещенный и разумный человек, не верящий ни в какие
мифы, тем в большей степени его мировоззрение определяется именно
мифами. Слово «миф» я употребляю здесь не в том смысле, в котором его
употребляют антропологи — «сказание, передающее представления людей о
мире, месте человека в нем и о происхождении всего сущего», а в смысле,
скорее, бытовом — неправда, выдумка. Правда, мифы нашей интеллигенции
сохраняют нечто от мифа в «высоком» смысле — они тоже пытаются объяснить
смысл истории и место человека в ней. Один из таких мифов активно
проповедуется известным телеведущим Владимиром Познером. Г-н Познер
убежден, что одна из величайших трагедий для России — принятие
Православия. Можно, конечно, обратить внимание — как многие и
сделали — на крайнюю безграмотность подобных утверждений. Россия не
«приняла» Православие — она изначально сложилась как православная
страна, никакой «доправославной» России, которая могла бы принять или не
принять Православие, просто никогда не существовало. Говорить о том,
что принятие Православия было трагедией для России — это примерно то же
самое, что сказать человеку: твоя величайшая трагедия — свадьба твоих
родителей. Именно Православие создало из того конгломерата славянских,
финно-угорских и других племен, о котором мы знаем из «Повести временных
лет», единый народ, с единым самосознанием и языком. Можно обратить
внимание на то, что Крещение Руси совершилось до раскола 1054 года и
очень задолго до Реформации и появления протестантизма. Но
историческая безграмотность тут слишком очевидна. Попробуем разобраться с
тезисом «Православие не способствует общественному благоустроению, в то
время как протестантизм способствует». Верно ли это по существу? Это
вопрос, мягко говоря, неочевидный — на благоустройство и богатство
страны влияет множество факторов: природные условия, уязвимость для
иноземных нашествий, то, как развивалась политическая ситуация, и жестко
привязать уровень развития к конкретной религии вряд ли возможно.
Например, США, в силу своего географического положения, никогда в своей
истории не подвергались вторжению иностранных войск; про Россию — и тем
более Грецию или Болгарию — этого сказать никак нельзя. В
Средние века, например, католический Запад резко уступал в развитии и
православной Византии, и исламскому Халифату, а человек, склонный
ставить социально-экономическое развитие критерием истины, скорее всего
был бы мусульманином. После Реформации говорить об особенном преуспеянии
протестантских стран тоже сложно; даже в XIX веке протестантизм не был
синонимом сытости и богатства: во время страшного голода 1866–1868 годов
в Финляндии умерло около 15% всего населения, жители другой
протестантской страны — Швеции — в XIX веке массово эмигрировали в
Америку, спасаясь от, как пишет шведский историк Линда Магнуссон,
«постоянного существования на грани голодной смерти». Те же причины —
голод и крайняя нищета — гнали за океан протестантов-шотландцев. Тезис,
что протестантские страны всегда были богаче православных и
католических, просто неверен: европейские протестанты отправлялись за
океан отнюдь не от изобильной жизни. Можно ли обнаружить какую-либо
четкую зависимость сейчас? Обратимся к глобальному рейтингу экономик по
показателю валового национального дохода на душу населения,
составленному специалистами Всемирного банка (The World Bank). Среди
стран с наиболее высоким доходом на душу населения мы находим
традиционно протестантскую Данию, смешанные протестантско-католические
(с преобладанием протестантов) США, мусульманский Катар, католические
Италию и Ирландию, буддистско-синтоистскую Японию и Израиль. Нынешняя
Россия оказывается посередине между католическими Чили и Мексикой. Как
видим, установить однозначную связь между уровнем достатка и
преобладающим вероисповеданием едва ли возможно. Но интересен
и другой вопрос: являются ли те, кто ставит в пример России
протестантские страны, верующими протестантами? Может быть, эти люди
глубоко верят в Бога и склонны видеть в земном благоустроении знак Его
отеческого благоволения к тем, кто верно следует Его слову? Нет; сам
Познер — решительный атеист; большинство единомысленных ему — если не
прямо атеисты, то люди, вполне индифферентные к религии. Они отнюдь не
спешат, с огромной Библией под мышкой, на какое-нибудь протестантское
собрание. Никакого реального интереса к протестантизму они не проявляют.
Похоже, единственное, что им нравится в протестантизме — то, что он не
Православие. Чужие в этой странеДля
сознания определенной части нашей интеллигенции характерно это крайнее
неприятие своего национального дома, представление о России как о неком
ужасном месте, в которое они заброшены в результате какой-то роковой
ошибки и к которому на самом деле не принадлежат. Неспособность
признавать Родину — Родиной, а сограждан — согражданами, надо сказать,
не является уникальной для нашей интеллигенции. Так, например, один из
основателей расовой теории, француз Артюр Гобино, был уверен в своей
расовой чуждости и в расовом превосходстве по отношению к рядовым
французам. По его убеждению, он как аристократ происходил от германского
племени франков, в то время как простонародье — от покоренных ими
кельтов. Разумеется, к тому времени реальные франки уже тысячу лет как
ассимилировались, и расовые отличия Гобино от сограждан были чисто
воображаемыми — что не мешало ему питать самое настоящее расистское
презрение к людям одного с ним происхождения, языка и культуры. Быть
чужими — это не вопрос рождения, это вопрос выбора; и этот выбор
подразумевает веру в то, что Россия — это какая-то особенно, неслыханно
ужасная страна, над которой с самого начала тяготеет какое-то проклятие,
которое делает ее историю уникально преступной и кровавой. И здесь
враждебность к Православию — обязательная часть этого «комплекса
чужака». В самом деле, ведь именно Православие лежит в основе русской
идентичности, русской культуры и русского государства. То же
представление о России как об «уникально плохой» озвучивает и Познер;
ложность этого представления не в том, что в истории России не было
гнусностей и беззаконий — как раз было, и много. Ложность в том, чтобы
считать их особенностью именно России. Мы, увы, живем в падшем мире, и
история любой нации исполнена тяжкого греха — и самое поверхностное
знакомство с историей Западной Европы нам это неизбежно покажет. Иван
Грозный был тираном; не меньшим тираном был Генрих VIII английский.
Русские люди XVI века были чужды религиозной толерантности; тем не
менее, Варфоломеевская ночь — это Париж, прекрасная Франция. Если наш
интеллигент выводит из мрачных и кровавых страниц русской истории некую
уникальную русскую плохость, то что же он должен выводить из истории
других стран? Опыт показывает, что ничего — он ее просто не
знает. Это может показаться странным на фоне его подчеркнутой
прозападности, но это так. Наши порицатели Православия совершенно не в
курсе ни западной истории, ни западной политической мысли; более того,
питают к ней интереса не больше, чем к тому же протестантизму. Некий
условный «Запад» нужен только для того, чтобы демонстрировать свою
чуждость России. Представлять этих людей в качестве «агентов Запада» или
продвигателей «западных ценностей» есть крайнее недоразумение — в них
гораздо больше от большевиков, чем, скажем, от Джона Локка или
отцов-основателей США. Такая чуждость и враждебность
собственной культуре есть состояние дурное и болезненное как
психологически, так и духовно. Захочет ли человек его преодолеть —
вопрос его личного произволения; от нас зависит только ясно обозначить
это состояние как разрушительное и нездоровое. Вот уж в чем Вебер не виноват...Но
вернемся к тезису о благотворности протестантизма — похоже, сам тезис
связан с тем, что его сторонники где-то слышали название книги немецкого
социолога Макса Вебера «Протестантская этика и дух капитализма». Можно с
уверенностью сказать, что дальше заголовка знакомство с текстом не
продвинулось, поскольку у нас ссылки на «протестантскую этику» означают
нечто прямо противоположное содержанию книги. В рамках нашей
интеллигентской мифологии протестантизм рассматривается как
индивидуалистическая вера, свободная от «гнета средневековой Церкви», от
церковных требований к убеждениям и поведению, такого рода «вера в
душе», которая никак не отражается ни на взглядах на мир, ни на
поведении и едва ли отличается от отсутствия всякой веры вообще. Глубоко
усвоенный советский миф, что влияние религии на жизнь общества вредит
развитию «производительных сил», побуждает рассматривать протестантизм
как ослабленную, «выцветшую», «уходящую» и именно поэтому
«прогрессивную» форму христианства, этап на пути к окончательному
освобождению от «религиозных предрассудков». Что же на самом деле пишет
Вебер? Нечто прямо противоположное: протестантизм, который он связывает с
развитием капитализма, отличала большая, а никак не меньшая
«клерикальность». Процитируем самого немецкого ученого: «Но не
следует упускать из виду и то, о чем теперь часто забывают: что
Реформация означала не полное устранение господства Церкви в
повседневной жизни, а лишь замену прежней формы господства иной; причем
замену господства необременительного, практически в те времена
малоощутимого, подчас едва ли не чисто формального, в высшей степени
тягостной и жесткой регламентацией всего поведения, глубоко проникающей
во все сферы частной и общественной жизни. С господством Католической
Церкви, «карающей еретиков, но милующей грешников» (прежде еще в большей
степени, чем теперь), мирятся в наши дни народы, обладающие вполне
современным экономическим строем, мирились с ним и самые богатые,
экономически наиболее развитые страны на рубеже XV и XVI веков.
Господство же кальвинизма, в той степени, в какой оно существовало в XVI
веке в Женеве и Шотландии, в конце XVI и в начале XVII века в большей
части Нидерландов, в XVII веке в Новой Англии, а порой и в самой Англии,
ощущалось бы нами теперь как самая невыносимая форма церковного
контроля над личностью… Именно так и воспринимали это господство широкие
слои тогдашнего старого патрициата как в Женеве, так и в Голландии и
Англии. Ведь реформаторы, проповедовавшие в экономически наиболее
развитых странах, порицали отнюдь не чрезмерность, а недостаточность
церковно-религиозного господства над жизнью». Можно соглашаться с Вебером или нет, но он приписывает становление капитализма людям более, а не менее религиозным: «…необходимо
принять во внимание ряд бросающихся в глаза обстоятельств, которые
наводят на мысль, не следует ли перевернуть соотношение между неприятием
мира, аскезой и церковной набожностью, с одной стороны, и участием в
капиталистическом предпринимательстве — с другой, не следует ли
рассматривать данные явления не как противоположные, а как связанные
внутренним родством… В самом деле, даже если начать с чисто внешних
моментов, бросается в глаза, сколь поразительно большое количество
сторонников самого глубокого христианского благочестия происходит из
купеческой среды... отдельные люди и группы людей сочетают виртуозность в
сфере капиталистических деловых отношений с самой интенсивной формой
набожности; подобные случаи отнюдь не единичны, более того, их можно
считать характерными…» Книгу Вебера нашим ругателям
Православия определенно стоит прочитать; впрочем, им вообще следовало бы
подтянуть культурный и образовательный уровень. | |
Просмотров: 350 | Добавил: Алена | Рейтинг: 5.0/1 | |
Всего комментариев: 0 | |