Правда о «советских» митрополитах. Часть вторая. Митрополит Никодим | 10:56 |
Это рассказ об одном из самых ярких людей ХХ века — митрополите Никодиме (Ротове).
Он прожил всего сорок девять лет, но очень многое успел. Владыка
Никодим был одним из тех, кто сохранил Церковь в страшные годы
хрущевских гонений.
Он воспитал целое поколение пастырей, которые сегодня служат Христу и определяют курс корабля нашей Церкви. Его учеником был нынешний Патриарх Московский и всея Руси Кирилл. Митрополит Никодим (в миру Борис Георгиевич
Ротов) родился в 1929 году в деревне Фролово Рязанской области в семье
служащего. По окончании средней школы поступил в Рязанский
педагогический институт. В 1947 году принял монашеский постриг. Служил
священником в Ярославской епархии, в 1955 г. заочно окончил
Ленинградскую духовную академию. В 1970 г. защитил докторскую
диссертацию. С 1957 года — архимандрит, с 1960 г. — епископ Подольский,
затем Ярославский и Минский, с 1963 г. — Ленинградский. В юности я задавался вопросом: зачем в православной традиции
существуют столь торжественные богослужения, когда поет несколько
хоров, служит несколько архиереев, масса прихожан — не протолкнуться…
Гораздо лучше молиться в маленьком домовом храме: там чувствуешь
невероятный духовный импульс. Ответ на этот вопрос я совершенно
неожиданно получил от приснопамятного и глубоко, сыновне мною
почитаемого митрополита Никодима (Ротова), иподиаконом которого я
состоял в мои семинарские и академические годы. Однажды, в начале
Великого поста, после чтения канона Андрея Критского, Владыка, по
своему великопостному обычаю в черном клобуке с крестом, сел в машину.
Он был заметно утомлен и чем-то озабочен. Однако, узнав, что я еще
ничего, кроме церквей, в Ленинграде не видел, он попросил водителя
своего автомобиля проехать по самым красивым местам вечернего города.
Проезжая около Исаакиевского собора, я и задал Владыке свой наболевший
вопрос. На это он мне ответил: «Знаешь, у меня как-то был разговор с
Жариновым (уполномоченный совета по делам религии по Ленинграду и
Ленинградской области). Он пытался мне запретить привлекать студентов
из Академии к активному участию в богослужениях в Троицком соборе
Александро-Невской Лавры: “Зачем вам это надо?”. Я ему ответил: “Мне
как правящему архиерею это нужно, и студенты будут ходить на ежедневные
и праздничные богослужения в Троицкий собор. Нет причин это запретить”.
А тебе я скажу, что торжественное богослужение в таком соборе, как
Троицкий, — это на сегодня одна из возможностей Церкви
свидетельствовать о своем присутствии в обществе. Церковь есть духовная
лечебница. Мы должны лечить общество, даже будучи сами видимо слабыми.
А если люди не будут знать, что мы есть, то как лечить? Запомни,
богослужение на сегодня — наше главное свидетельство, и чем оно
уставнее и торжественнее, тем оно действеннее». Благословение Мы познакомились в Троице-Сергиевой Лавре, куда я приехал с
поручением от митрополита Иосифа из родной Алма-Аты. Стояла весна,
Пасхальные дни, канун недели Жен-мироносиц. Поздним вечером, когда
никого уже не было, я прогуливался по территории Лавры. Вдруг из
Патриарших покоев выходит митрополит Никодим, без посоха, в белом
клобуке. Несет огромную хрустальную вазу. Я подхожу к нему, прошу
благословения. Он ставит вазу на ступеньки Михеевской церкви,
благословляет, вновь берет вазу и начинает расспрашивать, откуда я, где
учусь, какие у меня иностранные языки, что собираюсь делать в жизни… Я
рассказываю об институте (в то время я учился в Алма-Атинском институте
иностранных языков), о том, что через год, видимо, буду поступать в
семинарию. Я так был поглощен разговором, что — верх моей неучтивости!
— даже не предложил Владыке донести его вазу!
В «Стреле» У Владыки был сложный график жизни. Рабочую неделю он трудился в
Москве. По завершении этих трудов, то есть в пятницу вечером, мы брали
его чемоданчик-дипломат и посох и летели с ним на Ленинградский вокзал,
на «Красную стрелу». Успевали всегда в последнюю минуту перед
отправлением, а иногда и в последнюю дверь последнего вагона. Садились
в купе… И тут он вновь брался за работу — до четырех утра читал
документы. Я должен был их подавать и раскладывать. По прибытии в
Ленинград он с самого утра был занят епархиальными вопросами. День
напролет принимал людей. Потом служил всенощную; потом, иногда не имея
времени даже поесть, опять до глубокой ночи занимался епархиальными
делами. Затем уходил молиться, готовиться к Литургии, в третьем часу
ложился спать, утром служил, и опять — дела, дела… Вечером, около
двенадцати, мы снова опрометью мчались на вокзал, влетали в «Красную
стрелу» и возвращались в Москву. Такой ритм, конечно, подорвал его
здоровье. Но иначе он не мог. Святейший Патриарх Алексий (Симанский) в
то время был болен, и митрополит Никодим вынужден был административно
активно ему помогать. Но главное — ему нужно было сохранить Церковь,
поставить ее на такой уровень, чтобы светское общество считалось с нею. Моя диаконская хиротония. Рукополагает митрополит Никодим. Никольский собор Санкт-Петербурга. Пасхальная ночь 1970 г. Что такое «духовный тонус» Владыка Никодим умел говорить с совершенно разными людьми на
доступном им языке. Помню нашу поездку в Голландию, где мы были на
приеме у наследной тогда принцессы Беатрикс, нынешней королевы, и
принца Клауса. С наследной принцессой он тогда беседовал как князь
Церкви. А с бабушкой из Углича, простой прихожанкой, митрополит говорил
как пастырь добрый. Он, кстати, помнил по именам всех своих прихожан,
поздравлял их с именинами, слал телеграммы… Он знал на память и весь
церковный календарь, любую дату. Богослужебные тексты произносил
наизусть. Церковная жизнь, любовь к красоте богослужения были заложены
в нем генетически, наверное, далекими предками из Рязани. Но самое
важное, думаю, было в том, как он относился к Евхаристии. Владыка
причащался каждый день. От нас, иподиаконов, он требовал: если мы
участвовали с ним в богослужении, то обязательно причащаться. Он держал
нас в «духовном тонусе», говорил: «Вы же будете священниками, вы должны
заранее себя готовить к этому. Литургия — это вершина вашего дня, вашей
недели. Готовиться к ней — что в гору идти: трудно, но нужно добраться
до этой вершины». И мы готовились. Иногда в поезде с ним вместе читали
правило ко Святому Причащению, которое он также знал на память, и если
мы запинались или ошибались в ударении — всегда поправлял. Когда я
жаловался, что не успеваю готовиться, он говорил: «Перераспредели
время». Когда не удавалось быть на всенощной, он велел вычитывать
службу. Он сам жил в ритме Церкви и требовал этого от других. И я с
благодарностью вспоминаю эту школу. «Простые» правила У меня не раз возникал вопрос: неужели митрополит Никодим совсем не
боится властей? Он настолько ярок и заметен, деятелен, настолько
неудобен компартии, глава которой обещал показать по телевизору
последнего попа… И я спросил: «А что если с вами произойдет то же, что
с митрополитом Иосифом (Черновым)?» Владыка Никодим хорошо знал этого
удивительного человека с крайне непростой судьбой. Митрополит Иосиф
провел в лагерях более двадцати лет, вышел оттуда физически
покалеченным. Он был образованным, мудрым человеком, обладал даром
красноречия, притягивал к себе людей — таких компартия не щадила. И вот
владыка Никодим, который уже болел тогда, лежал в постели, посмотрел на
меня и ответил: «Митрополит Иосиф пережил это? Пережил. И я переживу.
Разница может быть только в том, что сейчас я лежу на хорошей подушке,
а там вместо нее под головой окажется камень». У митрополита Никодима было еще одно важное правило, руководство в жизни. Это слова апостола Павла: Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых (1 Кор 9:22). Для нас, его учеников, он стал примером служения Христу, величия Церкви, Торжества Православия. Великим архиереем Русской Церкви сложного ХХ века. Автор — архимандрит Иосиф (Пустоутов). Фото из личного архива автора. | |
Просмотров: 394 | Добавил: Алена | Рейтинг: 5.0/1 | |
Всего комментариев: 0 | |