О захоронениях известных артистов, писателей, ученых, спортсменов и политиков на Ваганьковском кладбище написано немало книг. Значительно меньше известно о церковных захоронениях, однако православные москвичи хранят молитвенную память о подвижниках благочестия, покоящихся на этом древнем московском кладбище. Несколько лет назад клирики и прихожане храма Воскресения Словущего на Ваганьковском кладбище стали изучать церковный некрополь и уже сделали ряд церковно-научных открытий.

Ваганьковское кладбище возникло как братское захоронение жертв чумы 1771 года. В дальнейшем здесь появились и другие братские некрополи, связанные с трагическими моментами в истории Москвы и России: захоронения воинов, погибших в Бородинской битве в 1812 году, жертв холерной эпидемии 1830 года, Ходынской катастрофы 1896 года, декабрьского восстания 1905 года, воинов, сложивших головы в битве за Москву в 1941—1942 годах, и жителей города, погибших от авианалетов во время Великой Отечественной войны.

Когда мы вспоминаем жертв гонений на христианство от безбожной власти, прежде всего речь заходит о массовых погребениях расстрелянных на Бутовском полигоне. Но и Ваганьковский братский некрополь репрессированных забывать нельзя — с 1926 по 1936 годы здесь были тайно захоронены более тысячи расстрелянных в застенках Лубянки невинных страдальцев. Хоронили их на дальних участках кладбища, в овраге Ваганьковского ручья. До сих пор могильщики при рытье могил натыкаются на сплошные слои из человеческих костей. Нами было выявлено 30 имен погребенных здесь священнослужителей. Среди них двое уже прославлены в лике святых — это священномученик Василий (Зеленцов), епископ Прилукский, и келейник святого старца Алексия Зосимовского (Соловьева) преподобномученик Макарий (Моржов). Также на Ваганькове в безвестных могилах лежат два священномученика, прославленных Русской Православной Церковью Заграницей — епископ Максим (Жижиленко) и священник Иоанн Инюшин. Предстоит изучить материалы и о других замученных священнослужителях и мирянах, покоящихся здесь, на предмет их возможной канонизации.

Во многих храмах по всему православному миру в конце мая - начале июля поминали жертв трагедии в Лиенце и других лагерях, где находились десятки и сотни тысяч русских, бежавших от мстительной советской власти и рискнувших поднять оружие против Сталина. Британская армия обманом и силой выдавала их войскам "СМЕРШ". Это последняя трагедия войны, развернувшаяся через недели и месяцы после капитуляции Германии.

В 1943 году родилась "вторая волна" русской эмиграции, зажатая в тисках противоборства двух антихристианских режимов. Многим из тех, кто в начале войны оказался брошен родным государством в немецкой оккупации, судьба не оставляла другого выхода. Ибо вслед за Красной армией приходила на бывшие оккупированные территории безжалостная советская власть в лице бесчисленных чекистов и партийных чиновников, грозно вопрошая присмиревшее население: "Как смели жить без нее? Как смели пахать и сеять? Как смели кормить козу и делать запасы на зиму? Как смели дышать одним воздухом с теми, с кем, она, советская власть, воюет? Кто сдавал немцам сало, кормил фашистских захватчиков? Кто тут торговал на базаре? Кто открыл сапожную мастерскую? Кто достал с чердаков иконы, ремонтировал церкви, шил попам рясы, разводил религиозный дурман? Кто служил в горуправах, холуйствовал перед оккупантами, защищал фашистское отребье?" Поэтому, не дожидаясь возвращения "родной" власти, с 1943 года многие русские люди уходили на Запад.

Упорядоченной статистики беженцев немецкие органы эвакуации не вели. Известно, например, что только в период с 25 января по 20 февраля 1943 года при отступлении немцев с Кубани и Северного Кавказа на Украину эвакуировались 312 тысяч человек, включая стариков, женщин и детей. Вместе с семьями с оккупированных территорий выехали сотни представителей технической и гуманитарной интеллигенции.

Один из первых воинов -десантников сразу после войны поступил в духовную семинарию.1947 году, после демобилизации, бывший гвардии рядовой еще в военной гимнастерке, галифе и кирзовых сапогах, с вещевым мешком за плечами приехал в Москву поступать в открывшийся Богословский институт, который находил-ся тогда в стенах Новодевичьего монастыря. Затем были долгие годы церковного служения в различных храмах Москвы. Протоиерей Анатолий Новиков отличался особым даром организатора церковно-приходской жизни. По характеру он был человеком прямым, откровенным и простым в общении. Добрая память о нем осталась во многих московских храмах.27 лет он достойно нес послушание благочинного Преображенского округа г. Москвы. За церковные заслуги был награжден орденами св. равноап. князя Владимира (II и III степеней) и другими знаками патриаршего внимания.

Но самой главной награды за свой пастырский подвиг он удостоился от Самого Пастыреначальника Христа Бога нашего, призвавшего его в Свой Небесный Чертог в день храмового праздника в честь святых апостолов Петра и Павла — 12 июля. После Божественной литургии, отслужив ее уже в состоянии тяжелого сердечного приступа (позднее врачи зафиксировали третий инфаркт), отец Анатолий отошел ко Господу. Последние пятнадцать лет своей жизни он был настоятелем храма святых первоверховных апостолов Петра и Павла в Лефортове. У алтаря этого храма покоится его прах.

Вскоре после окончания Великой Отечественной войны в Москве и Ленинграде были вновь открыты духовные школы. Их первыми воспитанниками и выпускниками стали солдаты и офицеры, вернувшиеся с войны, труженики тыла и узники концлагерей. К этому поколению относится и митрофорный протоиерей Анатолий Васильевич Новиков (1925—1993), награжденный за ратный подвиг орденами Великой Отечественной войны (II степени) и Солдатской Славы (III степени), медалью «За отвагу», другими медалями.

Религиозный самиздат — одна из ярких страниц истории православной журналистики. Александр Щипков — участник подпольных православных семинаров 70—80-х годов — делится воспоминаниями о том, как издавались самиздатовские журналы, и размышляет об их роли в становлении сегодняшней системы православных СМИ.

— Александр Владимирович, вы принимали активное участие в религиозном самиздате 1970—1980-х годов. Какой была эта журналистика?
Мне трудно назвать православный самиздат тех лет журналистикой. Потому что те, кто занимался самиздатом, за редчайшим исключением не были профессиональными журналистами. Религиозный самиздат тех лет можно разделить на две категории: протестантский и православный. Протестантский самиздат был правозащитным. Его авторы рассказывали о преследованиях и героическом противостоянии режиму. Это были в основном публикации информационного характера. Православные же издания отличались тем, что основное внимание уделяли содержанию, а попросту говоря, идейным спорам. Например, Леонид Бородин издавал во второй половине 70-х «Московский сборник» — православное издание консервативного, почвеннического направления. Татьяна Горичева издавала журнал «Мария» — православный журнал для женщин, в котором были публикации о литературе, искусстве и роли женщин в православии. Зоя Крахмальникова издавала журнал «Надежда», где собирала тексты святых отцов, которые удавалось найти в те годы.
В самиздате ходили не только журналы, но и отдельные статьи, говоря современным языком — спецвыпуски. То есть человек распечатывал свою статью в нескольких экземплярах и раздавал ее своим друзьям. Это была наиболее оперативная форма. Напечатать и распространить отдельную 15-страничную статью легче, чем толстый журнал. Например, полемика между православными либералами и консерваторами, которая разворачивалась в 60-е и 70-е годы, так и протекала — путем распространения отдельных статей. И это было единственное место, где обсуждались актуальные проблемы Церкви и церковного народа. Авторы этих статей и журналов были предтечами той православной журналистики, которая сформировалась в 90-х годах и развивается сегодня. Любопытно отметить, что до сих пор у протестантов очень хорошо налажен информационный обмен при явной слабости смысловых текстов, а у нас, православных, аналитическая журналистика на порядок сильнее журналистики новостной.

Различие между Востоком и Западом в формах духовной жизни определило и основные различия в формах богословского мышления, так что, по выражению священника Павла Флоренского, «удивительно не то, что произошло отпадение, а то, что оно так долго, таинственной помощью, не обнаруживалось». На стыке церковной истории, экклезиологии и канонического права находится и проблема взаимоотношений Церкви и государства.

Пространство Евангелия и пространство Империи
Русский писатель первой половины XVI в., инок псковского Спасо-Елеазарова монастыря старец Филофей в своем «Послании зело полезном» (ок. 1530 г.) писал: «Ромейское (Римское) Царство неразрушимо, яко Господь в Римскую Власть написася».
Автор имел в виду свидетельство Евангелия о том, что Христос родился в царствование первого римского императора Августа и был «вписан» при нем в римское подданство (перепись в Вифлееме). В Евангелии нет случайных слов, нет лишних указаний. Рассказ евангелиста в историософском плане может быть осмыслен единственным образом: Господь Иисус Христос не родился бы в Вифлееме, не родился бы (как Христос) вовсе (ибо Христу надлежало родиться в этом городе) — если бы... Если бы император Август не повелел «сделать перепись по всей земле», если бы не было вообще императора Августа, если бы он не был провозглашен за 27 лет до этого императором и посвятительные надписи по всей империи не приветствовали бы этого события как «пришествия спасителя мира»... Словом, если бы не было вообще Империи.
Церковь подчеркивает связь этих двух эпохальных событий — Рождества Спасителя в Вифлееме и рождения империи в Риме — в самом рождественском богослужении.

В 2000 году Архиерейский Собор Русской Православной Церкви признал необходимым возродить церковные суды и разработать Положение, регламентирующее их деятельность. В настоящее время это Положение разрабатывает Историко-правовая комиссия под председательством профессора МДА протоиерея Владислава Цыпина. Комиссия использует предшествующий опыт Русской Церкви и других поместных Православных Церквей, а также материалы, подготовленные Поместным Собором 1917—1918 годов. В связи с этим вновь становится актуальной дискуссия о реформе церковного суда, развернувшаяся во второй половине XIX — начале ХХ веков.

Обсуждение реформы церковного суда, начавшееся в 1860—1870-х годах в связи с проведением «Великих реформ», послужило началом дискуссии о русском церковном устройстве вообще, а также дало толчок к разговорам о необходимости проведения Собора российских епископов и созыве Всеправославного Собора.

По действовавшему в середине XIX века законодательству ведению церковного суда, кроме дел духовенства (по проступкам и преступлениям против должности, благочиния, благоповедения и их взаимным спорам по пользованию церковной собственностью), были частично подсудны и преступления мирян против веры и нравственности, а также бракоразводные дела. Наиболее болезненным для общества был вопрос о расторжении браков. Кроме того, система формальных доказательств, заочность судопроизводства, произвол при определении степени вины и наложении наказаний делали церковный суд крайне неэффективным. Как писал авторитетный специалист по церковному праву профессор Московского университета Н.К. Соколов, существовавший в то время церковный суд, «деморализуя администрацию, развивая в ней произвол и наклонность действовать по собственному усмотрению, почти совершенно убивает суд, обращая его в покорное орудие для прикрытия административного произвола и для сообщения его действиям, в случае нужды, внешней формальной законности».

Многие десятилетия епископы, священники и миряне со всей страны с разными нуждами приезжают в Патриаршую канцелярию, расположенную в Чистом переулке. Выражение «еду в Чистый» прочно вошло в церковный обиход. Сегодня у Святейшего Патриарха есть резиденция в Даниловом монастыре и Патриаршии покои в Храме Христа Спасителя, однако по-прежнему многие встречи Патриарх Алексий проводит в своей рабочей резиденции в Чистом переулке. Об истории резиденции рассказывает церковный историк.

Современное домовладение № 5 по Чистому переулку было основано в XVIII веке капитаном Артемием Алексеевичем Обуховым, и по его фамилии переулок долгое время именовался Обуховским или Обуховым. В 1796 году этот участок городской территории перешел к дворянской семье Офросимовых. В частности, с 1805 года владельцем усадьбы был генерал-майор Павел Афанасьевич Офросимов (1752—1817), а после его смерти — его супруга Анастасия Дмитриевна Офросимова (1753—1826), многократно упоминавшаяся в мемуарах начала XIX века. Колоритный образ этой московской барыни нашел отражение на страницах комедии А.С. Грибоедова «Горе от ума» под именем Хлестовой и романа Л.Н. Толстого «Война и мир» под фамилией М.Д. Ахросимовой.

После пожара Москвы 1812 года архитектором Ф.К. Соколовым был создан проект усадьбы с типичной для сторомосковских дворянских жилищ планировкой: главный дом в глубине и два флигеля по бокам. Все деревянные строения усадьбы были снабжены мезонинами и портиками уличных фасадов — ионическим у главного здания и тосканскими у флигелей. В 1847 году главный дом был расширен за счет пристройки боковых ризалитов из кирпича. После реконструкции в 1878 году фасад главного корпуса получил существующее в настоящее время архитектурное оформление, тогда же были изменены интерьеры, внутренняя планировка, устроен стеклянный фонарь над внутренней лестницей, ведущей в мезонин. Вдоль линии переулка протянулась ограда с массивными столбами, двумя воротами и кованными решетками.

Трудно с первого взгляда определить возраст этой худенькой, интеллигентной, очень подвижной и доброжелательной женщины. Тем не менее, 11 июля Маргарите Григорьевне Будаловой исполняется восемьдесят лет. Маргарита Григорьевна — фронтовик, участвовала в боях на Курской дуге. После войны работала педагогом, вместе с мужем — офицером-подводником — жила в разных городах нашей страны. Воспитанная в православных традициях, она всю жизнь была глубоко верующим человеком и никогда не скрывала этого. Более того, веру в Бога передала и своему сыну, который пошел по стопам отца и стал военным моряком. Накануне Дня Победы мы побеседовали с Маргаритой Григорьевной Будаловой.

— Маргарита Григорьевна, вы родились в сложные для нашей страны годы. Время тогда не щадило людей. Тем не менее, о своем детстве вы вспоминаете со светлой нежностью. Расскажите о своей семье.
— Время, действительно, было безжалостным. Я не помню своих родителей, их не стало, когда мне было полтора года. Меня воспитывали бабушка и дедушка, которых я и называла мамой и папой. Они были верующие люди. Дедушка окончил церковно-приходскую школу, он пел на клиросе в храме, а дома читал псалмы и молитвы. По тем временам он был очень грамотным человеком. У нас всегда висели иконы, мы отмечали Рождество, Пасху и другие церковные праздники. Я все это помню очень отчетливо. 30-е годы были тяжелыми: нищета, разруха. Еда была скудной — хлеб да картошка. Бабушка экономила деньги, чтобы на праздник приготовить что-то особенное, например, испечь кулич на Пасху. У нее еще с дореволюционных времен сохранились такие железные формочки, в которых она и делала кулич и пасху. Нарядов у нас особых не было. Поэтому в праздник надеть что-то новое и красивое мы не могли. Тем не менее, дедушка требовал, чтобы каждое воскресенье мы были в чистой одежде, а сам надевал свежую рубаху и передник и читал молитвы и пел псалмы.
Церкви у нас закрыли сразу после революции, а в 30-м году, когда мне было шесть лет, два храма разрушили. Люди боялись выходить днем, а когда смеркалось, потихоньку пробирались к развалинам и плакали. Помню такую картину: на улице темно, дедушка держит меня за руку, вокруг другие люди, и все плачут. Жалели очень порушенные церкви.
В нашем доме православие было по духу. У нас не была зла, ссор, было взаимопонимание между родственниками. Поэтому я с детства впитала в себя не воинственные коммунистические лозунги, а заповеди Божьи. Я всю жизнь стремилась любить людей, доброжелательно относиться к ним, и они отвечали мне добром и любовью.

27 января, в день 60-й годовщины полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады, в православных храмах Санкт-Петербурга были совершены панихиды по погибшим в годы блокады. Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Владимир совершил Божественную литургию и литию по погибшим в храме Успения Пресвятой Богородицы на Малой Охте. Архиепископ Тихвинский Константин со священнослужителями Санкт-Петербургской епархии отслужил литию на Пискаревском мемориальном кладбище, где в братских могилах захоронены более 500 тысяч погибших жителей блокадного города. День завершился панихидой, совершенной митрополитом Владимиром в сослужении духовенства в Исаакиевском соборе.

Многие годы блокада Ленинграда являлась одной из знаковых тем советской идеологии. Утверждалось, что город выстоял благодаря особым качествам характера советского человека. Затем, во времена всеобщих разоблачений, под рубрикой «неизвестная блокада» стали всплывать факты бесчеловечности, имевшие место в осажденном городе. Но по-прежнему в тени оставалось то, что блокадный Ленинград верил и молился, что здесь не прекращалась литургическая жизнь, а в десяти православных храмах приносилась бескровная Жертва. Пережил с городом всю блокаду митрополит Ленинградский и Новгородский Алексий (Симанский), будущий патриарх Алексий I.

Во время блокады богослужение совершалось в Николо-Богоявленском соборе и соборе св. равноапостольного князя Владимира, церкви Свт. Николая на Большеохтинском кладбище, церкви св. праведного Иова Многострадального на Волковском кладбище, Спасо-Парголовская церкви на Шуваловском кладбище и церкви вмч. Димитрия Солунского в Коломягах, которые подчинялись митрополиту Алексию (Симанскому). Еще несколько действовавших в начале блокады храмов — Спасо-Преображенский собор, церковь прп. Серафима Саровского на Серафимовском кладбище, храм св. кн. Владимира в пос. Лисий Нос — относились к обновленцам. В Свято-Троицкой церкви в Лесном существовала уцелевшая община иосифлян. Во время блокады все обновленческие и иосифлянский приходы вернулись в лоно Церкви.

В сентябре (№ 18, 2003) «Церковный вестник» рассказал о канонизации первого новомученика Вятской земли протоиерея Михаила Тихоницкого. Один из его сыновей стал видным деятелем русского церковного зарубежья. Церковно-политическая деятельность митрополита Владимира — преемника митрополита Евлогия (Георгиевского) — тема серьезного исторического исследования. Здесь мы лишь попытаемся описать облик «инока скромного» — как он был назван в одной из посвященных ему посмертных статей.

Вячеслав Михайлович Тихоницкий родился 2 марта 1873 года на Вятке, в с. Быстрица близ Орлова, и происходил из старого священнического рода. Фамилия Тихоницкий была присвоена его деду при поступлении в училище: трое из поступающих были однофамильцами — Федоровыми, один из них поклонился ректору «тихо, низко», и тот назвал его Тихонизким. Мать Вячеслава умерла, когда ему было три года, но на всю жизнь он сохранил яркую память о ней, преклонившей колени в горячей молитве.

Жила семья отца Михаила скромно, отец был на службах и требах от зари до зари. С детских лет в юном Вячеславе закладывается любовь к богослужению: сопровождая отца в Церковь, он пономарил, читал без пропусков службу, подпевал на клиросе старому псаломщику. Затем приходят годы училища и семинарии, которую юноша закончил на хорошем месте, но все же недостаточном для поступления в Академию на казенный счет. Однако неожиданно он получил от Вятского Преосвященного Сергия (Серафимова) указание держать экзамен в Казанскую академию, с рекомендацией «за отличное благочестие». Несмотря на полное отсутствие подготовки, Вячеслав выдержал испытание и был принят в академию на казенное содержание.

Всякий, кому известно имя Николая Никаноровича Глубоковского, с благоговением может говорить о его величественном и необходимом для православного российского люда служении, совершенном им с трепетом, присущим, пожалуй, только предстоящим алтарю Господню. Наверно, именно благодаря этому трепету сердечному, сопряженному с необычайным усердием, смог он особым образом обогатить сокровищницу богословской науки и шире — религиозной жизни российского, да и других христианских народов.

В далеком селе на Вологодчине в зимнюю ночь 1863 года на память Святителя Николая в семье сельского священника родился мальчик, которому было уготовано Богом совершить долгий и тяжелый путь. Ему было всего два года от роду, когда умер его отец. Седьмой ребенок в семье, он был обречен на нищету и, как впоследствии писал сам Николай Никанорович, мог бы стать обыкновенным сельским пастухом. Но этого не произошло, потому что нашлись добрые люди. Один из них, священник Василий Попов, женатый на старшей сестре Николая Никаноровича, приютил сироту.

В первые годы своей жизни он прошел вполне традиционный для выходца из духовного сословия путь. Сначала — духовное училище в уездном Никольске, затем — Вологодская духовная семинария. Первая его юношеская публикация вышла в свет на страницах «Вологодских губернских ведомостей» в 1883 году. Уже тогда, в годы семинарского учения, он обратил на себя внимание многих не только потому, что был необычайно талантлив к изучению древних и новых языков, церковно-исторических и догматических дисциплин, довольно умело владел пером, но и потому, что был необыкновенно отзывчив и добр по отношению к своим однокашникам. Многие из них сохранили на всю свою жизнь память о юношеской дружбе с Н.Н. Глубоковским.

На Архиерейском Соборе 2000 года Русская Православная Церковь прославила святых Царственных страстотерпцев. В последние годы все больше внимания уделяется изучению жизни и деятельности последнего русского царя и его окружения. В этом номере ЦВ мы расскажем о человеке, на которого большинство исследователей фактически не обращали внимание. Между тем Петр Васильевич Петров (1858—1918) внес неоценимый вклад в воспитание детей императора Николая II, и особенно — наследника цесаревича Алексея.

Официальные документы сообщают о нем немногое: тайный советник, подполковник, чиновник особых поручений главного управления военно-учебных заведений. В 1909 году награжден орденом св. Станислава 2-й степени. Но самое главное в его биографии — то, что он с 1903 года являлся учителем русского, или, как тогда говорили, отечественного языка в ведомстве императрицы Александры Федоровны. Сначала он обучал девочек: Ольгу, Татьяну, Марию, Анастасию, а потом и своего любимого, «пятого» ученика, как называл себя сам Алексей Николаевич.
Из списка преподавателей детей императора Николая II следует, что их высочеств учило около 20 преподавателей. Среди них такие известные люди, как профессор А.Х. Преображенский, М.В. Соболев, К.А. Иванов, доктор богословия протоиерей А.Рождественский. Однако цесаревича, особенно в последние годы царствования, учили в основном три человека: П.А. Жильяр, С.И. Гиббс и П.В. Петров. Мемуары первого хорошо известны (см. Жильяр П. Император Николай II и его семья. М., 1991), о втором наша газета подробном писала совсем недавно (ЦВ № 6, март 2003 г.). О Петре Петрове лишь иногда упоминалось. Однако именно он во многом определял основные аспекты не только образования, но и воспитания наследника. Если учесть, что П.В. Петров числился старшим учителем, а официально воспитателя не было назначено (П.Жильяр по документам считался лишь состоящим при воспитателе), то можно понять, как высоко ставилось его мнение в этих вопросах.

В рассветный час 14 октября 1947 года грузовая машина, в кабине которой вместе с водителем находился настоятель Елоховского Патриаршего собора протопресвитер Николай Колчицкий, доставила к храму продолговатый деревянный ящик темно-вишневого цвета. В нем находились святые мощи святителя Алексия, переданные верующим той же ночью, по распоряжению Правительства СССР, из Кремлевского Успенского собора, где они пребывали с 1930 года. Святые реликвии были встречены в столь раннее время Святейшим Патриархом Алексием I с немногочисленными священнослужителями, которые перенесли ящик — временную раку — в Никольский придел собора.

17 октября на всенощном бдении состоялось торжественное перенесение временной раки со святыми останками святителя на солею, к царским вратам иконостаса главного Богоявленского престола собора, а затем началось паломничество верующих москвичей к чтимой святыне.

В связи с предстоявшим в середине 1948 года празднованием 500-летия автокефалии Русской Православной Церкви Патриарх Алексий I благословил отца Николая Колчицкого и художника Михаила Ефимовича Губонина озаботится созданием к этой дате подобающих сени и раки для честных мощей святителя. М.Е. Губонин выполнил проект сени и раки в древнем стиле, использовав в качестве образцов подобные же произведения русских резчиков по дереву XVI—XVII вв. Оставалось только найти достойных исполнителей почетного патриаршего заказа для кафедрального собора столицы.

Неподалеку от Большого Стрельнинского дворца располагается небольшой, уютный дворец Петра I. В этом дворце два года назад открылся музей, большая часть экспозиции которого посвящена “Константиновичам” — великим князьям, потомкам брата императора Николая I Константина Романова. Большая часть экспозиции посвящена знаменитому поэту К.Р. (псевдоним Константина Константиновича Романова). Мы же хотим рассказать о его младшем брате — новомученике великом князе Дмитрии Константиновиче, с именем которого связаны многие благотворительные деяния в Стрельне.

Великий князь Дмитрий прожил неполных 59 лет. В 1919 году он мученически завершил свою жизнь — без суда и следствия был расстрелян большевиками в Петропавловской крепости.

Родился он 1/14 июня 1860 года в имении Стрельна Петергофского уезда Санкт-Петербургской губернии. Его отец, великий князь Константин Николаевич (в то время владелец Стрельны), был генерал-адмиралом и возглавлял Военно-морское ведомство. Дмитрий был пятым ребенком в семье.

Три поколения семьи “Константиновичей” были моряками и конногвардейцами. Последнюю стезю выбрал для себя и великий князь Дмитрий. К концу своей жизни он стал генерал-майором и шефом конных гренадеров.

Князь Даниил Александрович родился в 1261 году. Уже почти тридцать лет русские земли находились под властью иноземных захватчиков. Ханы умело управляли ситуацией, пользуясь разобщенностью удельных княжеств. От них зависело назначение великих князей и разрешение междоусобных споров. Подчас интересы князей намеренно сталкивались, а от их поведения в ставке хана зависела их жизнь. Так, в 1237 году князь Федор Юрьевич, отказавшийся отдать свою жену на утеху хану, был убит, а его тело брошено на съедение диким зверям. Его жена Евпраксия, узнав об этом, кинулась вниз с высокого терема с сыном на руках, предпочтя смерть позору.

Несмотря на множество публикаций о последних годах семьи императора Николая II, в этой области остается много белых пятен. Крайне скудно написано о людях, не покинувших царскую семью до дня ее трагической гибели. Среди них — англичанин Чарльз Сидней Гиббс, человек сложной и интересной судьбы. 24 марта исполнилось 40 лет со дня его кончины.

Попав в Россию молодым человеком, Гиббс с годами превратился из неопытного преподавателя английского языка в доверенное лицо семьи Николая II.

Годы, проведенные вместе с императорской семьей, оказали громадное влияние на всю его жизнь и мировоззрение. Всю свою долгую жизнь он оставался верным памяти царской семьи и сумел сберечь многие реликвии, имеющие огромную ценность для российской истории. Пройдя непростой путь к православной вере, Чарльз Гиббс внес заметный вклад в распространение православия в Великобритании.

Чарльз Сидней Гиббс приехал в Россию весной 1901 года в качестве преподавателя английского языка. Со временем он становится членом, а затем и президентом Санкт-Петербургской гильдии учителей английского.