Православный приют при монастыре… Кажется, что дети здесь – особенные, не такие, как их светские сверстники. Они и вправду особенные, но в то же время и обыкновенные: веселые, шаловливые, упрямые,   любящие… Впрочем, познакомьтесь с ними сами – перед вами избранные записки няни православного приюта во имя преподобномученицы Великой Княгини Елизаветы Феодоровны при Ново-Тихвинском женском монастыре (Екатеринбург).

  Появилась новенькая — Катя. Подхожу к ней знакомиться, а у нее на лице страх и надежда одновременно. Всего пока боится.  

Все в порядке: ребенок дома.

Носите бремена друг друга, и таким

образом исполните закон Христов

(Гал. 6:2)

Вышла в свет новая книга протоиерея Александра Ильяшенко «Большая семья – большие надежды». Книга носит публицистический характер и посвящена острой теме – демографическому кризису, который переживает наш народ, и который грозит ему историческим небытием. Автор видит выход из кризиса в возвращении к историческим ценностям, традиционной нравственности, в восстановлении престижа большой семьи. В книге приводится ряд малоизвестных исторических фактов и содержится оригинальный анализ некоторых современных событий. Предлагаем отрывок из новой книги.

Еще сравнительно недавно большие семьи были нормой, а рождение детей – желанным. В наши дни характерным явлением стали бездетные семьи, или семьи с одним, двумя детьми, а когда речь заходит о больших семьях можно услышать и такое категорическое утверждение: «Нищету плодят многодетные родители, имеющие невысокий интеллектуальный, культурный и материальный уровень!». Очевидно, такое мнение далеко от действительности: ведь 0,7% населения столицы не в состоянии оказывать влияние на условия жизни остальных 99,3%.

До своего воцерковления я иногда употребляла матерные слова, выражала ими свои отрицательные эмоции. Уже десять лет — как я в Церкви — не ругаюсь, но эти слова поневоле иногда всплывают в памяти. Кроме того, ненормативная лексика часто встречается в интернете, причем используют ее и талантливые авторы, пишущие на актуальные темы. Как быть? И как бороться с приходом на ум нецензурных слов? Анастасия

Отвечает протоиерей Константин ОСТРОВСКИЙ, настоятель Успенского храма города Красногорска Московской области, благочинный церквей Красногорского округа Московской епархии:

– Всем нам, кроме совершенных святых, время от времени приходит на ум много чего греховного или просто суетного. Возникает оно отчасти от внешних впечатлений, а отчасти из нашего же сердца, «ибо из сердца исходят злые помыслы» (Мф. 15, 19).

Когда помыслы возникают из сердца, их нужно отгонять молитвой и волевым усилием (по мере сил). Удивляться нашествию помыслов не стоит, это так же наивно, как наивно, ступив в глубокую лужу, удивляться, что промочил обувь. Тем более не следует смущаться, то есть предаваться самоугрызениям, мол, как это мне (подразумевается: такому хорошему) могут приходить такие плохие помыслы (ах, даже мат!). Смущение происходит от неведения своей глубинной греховности, оно только мешает покаянию, его нужно отгонять благодарением Богу за то, что Он открывает нам наши грехи, и исповеданием Ему своей веры в Его бесконечную любовь и милосердие.

На самом деле, надо не удивляться тому, что у нас бывают греховные помыслы, а радоваться тому, что у нас кроме греховных помыслов еще что-то есть. Если бы Господь не удерживал зло, которое накопилось в нашем сердце, то оно нас совершенно захлестнуло бы, и мы даже не смогли бы вспомнить о Боге и о молитве. Такой вечный кошмар ожидает нераскаянных грешников после Страшного суда.

Поколение «нечитателей»

«Кем приходилась Анна Каренина Стиве Облонскому?». Вопрос тринадцатого сектора (присланный по Интернету) в элитарный клуб «Что? Где? Когда?»  вызвал у команды молодых знатоков шок. Равно как и у зрителей — не может быть, чтобы они не знали! Ведь добрались же как-то до счета 5:5, значит, неглупые, в общем-то, ребята. Минута обсуждения тает в догадках: «Может, крестной? А может быть, никем?».

— Она округлила глаза и пристыдила меня: «Я толстых книжек не читаю!».

И действительно, зачем портить зрение, если вся классика русской литературы умещается в нескольких десятках страниц? В кабинете Валерия Владимировича хранится такой «раритет» — тоненькая книжечка-пересказ произведений Гоголя, одного из любимейших авторов профессора Прозорова.

— В одной книжке — полное собрание сочинений! — грустно шутит Валерий Владимирович. На прошедшей недавно в Саратове Международной конференции «Славянский мир: общность и многообразие» он сделал интереснейший доклад «Кириллица и проблемы национально-культурной идентичности современного славянского мира», в котором показал, чем может обернуться для нас потеря языкового самосознания. Мы встретились с Валерием Владимировичем, чтобы поговорить о том, насколько опасно сегодня положение некогда самой читающей нации и угрожает ли нашему русскому языку латиница.

— Когда в прошлом году объявили «Год русского языка», я подумал: почему же так мало? — удивляется собеседник.— Вся великая наша словесность — на кириллице. От «Слова о полку Игореве» и «Слова о Законе и Благодати» преподобного Илариона, митрополита Киевского,— до Ломоносова и Державина, до Пушкина и Гоголя, до Достоевского и Солженицына… А словесность — понятие, которое очень трудно переводится на другие языки. Замечу, что само название «славяне» восходит к понятию «слово». И от бережного, трогательного, ревнивого отношения к слову, к нашей письменности, к ее графическому выражению впрямую зависит и наше общее национально-культурное самочувствие.

Есть у о.Павла Груздева такой рассказ. Пошел как-то его сосед-туркмен на рыбалку:

- Паша, моя пошла рыбу ловить. Пойдешь со мной? – А есть удочка? Пошли.

Приходят на речку.

- Твоя здесь лови, моя туда пошла.

Покидал о.Павел, покидал – ничего не ловится. Вернулся домой, подоил корову. Пошел на базар, а там две арбы рыбы. Купил он целое ведро за копейки, пришел домой. Глядь – сосед идет, несет два хвостика жиденьких.

- Ну как, Ахмед, рыбалка?

- Да вот, плохо.

- А у меня вон целое ведро.

- А ты где ловил?

- Да там же, где и ты.

- А как же так?

- А ты кому молился?

- Магомету.

- А я – Петру и Павлу!

Упал Ахмед на колени, руки к небу воздел и говорит: «Петр и Паша! Бей Магомет наша! Наш Магомет совсем рыба нет!»

Через 7 дней после праздника Троицы (Пятидесятницы) начинается Петров или Апостольский пост, в память о двух самых почитаемых из 12 ближайших учеников Спасителя, апостолов Петра и Павла. Установление этого поста – раньше его называли постом Пятидесятницы - относится к самым первым временам Православной Церкви. Особенно он утвердился, когда в Константинополе и Риме св. равноап. Константином Великим (ум. 337 г.; память 21 мая) были воздвигнуты храмы в честь свв. первоверховных апостолов Петра и Павла. Освящение константинопольского храма совершилось в день памяти апостолов 29 июня (по ст.стилю; т.е. 12 июля по новому), и с тех пор этот день стал особенно торжественным и на Востоке, и на Западе. Это день окончания поста. Начальная же его граница подвижна: она зависит от дня празднования Пасхи; поэтому продолжительность поста варьируется от 6 недель до недели и одного дня.

В народе Петров пост звали просто «петровки» или «петровка-голодовка»: в начале лета от прошлого урожая уже мало что оставалось, а до нового еще далеко. Но почему же пост все-таки Петровский? Почему Апостольский понятно: апостолы всегда приготовляли себя к службе постом и молитвой (помните, как на вопрос учеников, почему они не могут изгнать бесов, Господь объяснил им, что сей род выходит только молитвой и постом (см. Марк 9, 29)), и поэтому Церковь призывает нас к этому летнему посту по примеру тех, кто, приняв Святого Духа в день Св. Троицы (Пятидесятницы), «в труде и в изнурении, часто в бдении, в голоде и жажде, часто в посте» (2 Кор. 11, 27) готовились ко всемирной проповеди Евангелия. А именовать пост «петропавловским» просто неудобно – слишком громоздко; так уж получилось, что называя имена апостолов, мы произносим имя Петра первым.

ОЧЕВИДНОСТЬ ДОБРА, или Еще раз о слезинке ребенка

Те, кто нападает на веру во Христа, выдвигают различные аргументы. Некоторые из них порождены чистым невежеством, когда люди буквально, по слову Апостола, злословят, чего не знают (Иуд 1:10). Некоторые пытаются разрушить веру ровно тем, чем другие ее укрепляют. Для Ньютона, например, существование законов мироздания — неизменных, повсеместных, выражаемых математически — со всей несомненностью указывало на бытие Законодателя; современного атеиста та же самая неизменность законов убеждает, что Бога нет. Но есть и аргументы, которые очень серьезны и могут порождать серьезный кризис веры. Это, в частности, аргумент от страдания — как благой Бог может допускать зло и страдание в этом мире. Его приписывают различным философам, начиная с языческих времен, но на самом деле этот аргумент с наибольшей резкостью выдвигается в Библии, в книге Иова.
Я как-то читал одного автора-атеиста, который формулирует этот аргумент примерно так: «Представьте себе ребенка, умирающего от неизлечимой болезни. В то время как земной отец предпринимает отчаянные попытки его спасти, “Отец Небесный” никак не проявляет своего участия. Конечно, вы станете говорить, что Бог знает, кого когда забрать из этой жизни, что ребенка ожидает блаженное посмертие и тому подобное. Но это вопрос того, во что вы верите, а в реальности мы видим только одно: ребенок умирает, и никакая высшая сила не является его спасти. Не честнее ли исходить из того, что такой силы просто нет?»
Объяснить зло и страдание в рамках христианского богословия, в принципе, можно. Бог наделяет тварный мир реальным, а значит, до какой-то степени автономным существованием, а в лице Ангелов и людей — еще и личной свободой. Следовательно, Господь позволяет действовать в мироздании и другим силам, кроме Него. Творение — это не монолог, это что-то больше похожее на хор, в котором предвечный Регент позволяет звучать разным голосам, даже если некоторые из них фальшивят или вовсе пытаются подменить Божественную мелодию своей собственной. Но меня больше убеждает не это.
Меня убеждает другое — реакция на зло и страдание. В нашем храме был священник отец Георгий Чистяков (он уже отошел ко Господу), который был знаком не с «аргументом от больных детей», а с самими этими детьми. Он работал в больнице, куда со всей страны (и со всего бывшего СССР) привозят тяжелобольных детей в последней надежде им как-то помочь — в надежде, которая часто оказывается тщетной. Этот человек имел дело с умирающими детьми, с убитыми горем родителями — как-то он обмолвился, что на одной неделе у него было четыре отпевания. И он верил во Христа, служил Литургию, проповедовал слово Божие. Более того, он служил в этой больнице именно потому, что любил Христа. Я немного знаю еще одного человека, с другого края земли, канадца, бывшего военного Жана Ванье, который посвятил свою жизнь тому, чтобы служить людям, которые от рождения почти неспособны к обычной жизни и обычному общению. Я могу приводить подобные примеры — тех, кого я знал лично, или тех, о ком читал. У меня нет мужества, чтобы пойти туда, где так плохо и больно, но я знаю, что такие люди поступают в высшей степени правильно — достойно и праведно, дóлжно и спасительно. Откуда я это знаю? Я просто не могу отрицать очевидное: такое поведение правильно, оно соответствует подлинной, изначальной природе человека, его истинному благу и предназначению.

ОБИДА, или Кому и зачем нужно прощение

Обидеть человека легко. Чтобы постичь эту горькую истину, совсем не обязательно быть психологом или философом. Печальный опыт переживания нанесенной обиды имеется у всех людей без исключения, и каждому известно, как сильно может ранить душу одно-единственное недоброе слово. Обиды преследуют человека с самого раннего детства. В песочнице совсем еще маленький карапуз доводит до слез другого малыша, отнимая у него игрушку или ломая построенный им песочный домик. Очередное поколение школьников с радостным смехом мучает обидными кличками своих одноклассников, страдающих избыточным весом, слабым зрением или другими физическими дефектами. Ну а про то, как страшно, изощренно и безжалостно умеют обижать друг друга взрослые люди, и говорить лишний раз не хочется. И если тонко организованный, ранимый человек не может дать отпор оскорблению, предательству или подлости, то последним аргументом в пользу собственной правоты для него становится чувство обиды.
Так почему же христианство покушается на этот последний оплот человеческого достоинства, почему оно призывает добровольно отказаться от неотъемлемого права — не прощать боли и слез тому, кто безжалостно ворвался в твою жизнь и опалил твое сердце? Что за парадоксальный призыв звучит в Евангелии: …любите врагов ваших, благотворите ненавидящим вас, благословляйте проклинающих вас и молитесь за обижающих вас (Лк 6:27-28)? Наверное, это самая непонятная заповедь Христа. В самом деле: ну зачем любить тех, кто тебя ненавидит, обижает и гонит? Уж им-то, наверное, меньше всего на свете нужны наши любовь и прощение. Так для чего тогда принуждать себя к такому тяжелому и неблагодарному делу?
Почему нельзя мстить своим обидчикам, еще более-менее понятно: ведь если отвечать злом на зло, то вряд ли этого самого зла в мире станет меньше. С заслуженными обидами тоже все ясно, поскольку здесь действует простой и всем понятный принцип: заработал — получи и не жалуйся. А вот что делать, когда тебя обидели безо всякого повода, если наплевали в душу, растоптали и унизили просто потому, что так захотелось обидчикам? Неужели тоже — простить?


Когда хватаются за молоток

Один из лучших рассказов Василия Шукшина (который так и называется — «Обида») начинается с банальной и, увы, обыденной ситуации: человеку нахамили. Он пришел с маленькой дочкой в магазин купить молока, а продавщица по ошибке приняла его за хулигана, который накануне устроил здесь пьяный дебош. И сколько ни оправдывался бедный Сашка Ермолаев, сколько ни объяснял людям вокруг, что он ни в чем не виноват, — все было напрасно. На глазах у дочери его опозорили, обругали последними словами невесть за что. Кончается рассказ страшной картиной: Сашка бежит домой за молотком, чтобы проломить голову одному из своих обидчиков. И лишь счастливая случайность мешает ему совершить убийство.
Это, конечно, всего лишь художественное произведение. Но в нем Шукшин сумел удивительно точно показать странную особенность человеческой души — остро и очень болезненно реагировать на несправедливые обвинения. В самом деле, ну что за беда, если про тебя говорят гадости, к которым ты не имеешь никакого отношения! Ведь совесть твоя чиста и, казалось бы, тут впору просто рассмеяться и пожалеть людей, которые так глубоко заблуждаются на твой счет.
Но не тут-то было… Стоит кому-либо плохо отозваться о нас — и сразу же в душе поднимается волна неприязни к этому человеку. А уж если обидчик будет упорствовать в своих нелепых обвинениях, эта неприязнь может перерасти в настоящую ненависть, застилающую глаза, отвергающую здравый смысл и требующую лишь одного — отплатить обидчику во что бы то ни стало. В таком состоянии и впрямь недолго схватиться за молоток...

Столичная молодежь 90-х. «Поколение 76-82». Люди, вошедшие во взрослую жизнь в середине прошлого десятилетия, были забыты на протяжении очень долгого времени, с начала Перестройки и вплоть до нашего времени, и теперь выпадающие из общего фона россиян, разделенных на две части, тех кто жил и кто не жил  в Советском Союзе. Феномен нашего поколения уже является предметом пристального интереса со стороны специалистов, да и просто обычных людей.

Детство наше пришлось на советизм, юность на ельцинизм, а молодость на путинизм. И теперь, когда мы на пороге зрелости, нас спрашивают, а как же? Как же вы жили в 90-е? Взрослые выживали, приспосабливались, были растеряны и не знали, что будет дальше. Про молодежь забыли. И она развивалась сама по себе, в непонятном, жестоком и враждебном мире. Разбиваясь на стайки и выбирая тот образ жизни, который казался единственно верным.

Кто-то поверил, что образование не нужно, «настали новые времена», нужно идти в бизнес, гонять фуры из Белоруссии на Киевский рынок, открывать палатки и арендовать склады и верили они, что наступит день и будут они рулить финансовыми империями, глядя на Кремль из окон шикарных офисов, расположенных в пентхаусах. Прошло 10 лет, а как таскали они на своем горбе ящики с продуктами из «Газели» до дверей магазина, так и таскают, только уже не в свой магазин, и не на своей «Газели», и не коммерсанты они, а экспедиторы. Кто-то занимался спортом и смотрел в рот бандюкам постарше, мечтал о суровой романтике обкладывания данью комерсов, грабежах обменников, стрелках, разборках, «спортивной революции» на зонах. Старшие товарищи сели в тюрьмы да в землю легли, бритые спортсмены теперь занимаются спортом, а на зонах вся та же синева, что и раньше. Кто-то «пошел в революцию», или «в фашисты», гордо маршировал в армейских ботинках, пугая обывателей черным беретом и горящими глазами на бледном лице. Казалось, ещё немного и рухнет проклятая власть, и придут они к власти, гордые, сильные и справедливые. Расстреляют Чубайса и заживут лучше прежнего.

... Если вы услышали, увидели, прочитали, как высокопоставленного чиновника взяли  на взятке с наличными, - не верьте глазам своим: так сейчас не воруют. Неприлично сейчас так воровать. По-лоховски как-то.  Деньги в стол начальнику подложил собственный зам, и сам же навёл дружественных ментов. Аресты, изъятия, обыски - лишь в малой степени следствие «борьбы с коррупцией», а в степени решающей -  форма  проявления борьбы чиновничьих группировок (в том числе и крышующих, разумеется) за доступ к животворящему вымени государственных финансов.

Животворящее вымя оберегает и опекает у нас Министерство Финансов Российской Федерации. Как оно это делает, и почему именно так, а не иначе - мы сейчас поясним на живых примерах.

Вы чиновник. У вас есть два крупных предприятия, получателя бюджетных средств. Одно срочно и остро нуждается в деньгах (например, оборонное, для выполнения гособоронзаказа), а другое может подождать, его расходы запланированы на отдалённый период. Кому дать денег?  Дадите тому, кому они остро нужны? Дружище, вы ничего не понимаете в государственных финансах. Вы лох. Давать деньги следует тому, кому они сейчас решительно НЕ нужны, а тому кому нужны - хронически не давать. Именно так устроена вся бюджетная машина Российской Федерации, и это не случайность, не ошибка и не недочёт. Это система.

Главное - это создать в экономике два сектора:  сектор,  перенакаченный государственными деньгами и сектор, хронически недофинансируемый. Тогда через банковскую систему  можно запустить между этими двумя секторами денежный насос, откачивающий процентную ставку в пользу частных лиц. И этот денежный насос таки работает,  и как ещё работает.

Человек есть по природе существо общественное (ζῷον κοινωνικόν)[1]. Он может полноценно жить и реализовывать свои способности только в обществе других людей. С древнейших времен люди объединялись в родовые, а затем племенные союзы, которые со временем эволюционировали в более совершенную форму социальной жизни, получившую название государства. Важнейшим идеологическим фундаментом, на котором стоит всякое государство, является патриотизм.

Патриотизм — понятие многозначное: его семантическое поле включает в себя, с одной стороны, простую любовь к месту, где человек родился и вырос, а с другой стороны — идею национальной общности и единства. Это второе значение, собственно говоря, и придает понятию патриотизм идеологическое содержание (в таком случае его можно называть гражданским патриотизмом). Однако патриотическая идеология не смогла бы существовать «на пустом месте»: для своей жизнестойкости она использует, так сказать, «живое мясо», то есть свойства человеческой природы, благодаря которым человек естественным образом любит свою родину. Таким образом, содержанием гражданского патриотизма является любовь простых граждан к своей родине, к своему земному отечеству, а его теоретическим развитием является идея государственного и общественного единства народа.

Идеология — если говорить совсем кратко — есть приоритет общего над частным. Любая идеология использует идею общности — и укрепляет ее — ради того, чтобы обеспечить стабильность тому институту или той системе, которую данная идеология обосновывает. В данном случае мы говорим об идеологии патриотизма, укрепляющего власть и обеспечивающего стабильность институту государства.

В контексте нашей статьи представляется актуальным рассмотреть отношение Церкви к идеологии патриотизма и уяснить ее роль в этой сфере. Церковь — не от мира сего (Ин. 18.36), но она, тем не менее, каким-то образом присутствует в мире. Этот образ ее присутствия в мире, к сожалению, от многих верующих сегодня остается сокрытым. Причиной того, на наш взгляд, является не сокрытость самой Церкви и не ее «растворение» в бесчисленных противоречивых «богословских» концепциях, а особое состояние человеческого ума, который не может постичь ее истину, ее «несокрытость». Это связанно, на наш взгляд, с доминированием «светского» — по сути глубоко ошибочного — подхода к рассмотрению церковных вопросов. Одной из составляющих этого подхода является проникновение в сферу церковной жизни и церковного сознания гуманистических представлений и предубеждений.