Mongoose

Анна Герман: «Отчего мытьё полов — счастье?»

Её окружали десятки поклонников, но она всю жизнь была преданна одному мужчине — простому польскому инженеру Збигневу Тухольскому. О некоторых моментах из жизни с Анной Герман её муж рассказал впервые.

 — Мы познакомились с Анечкой, когда она была студенткой геологического факультета. Ей — 24 года, мне — 29 лет. Я работал в Варшавском политехническом институте на кафедре металловедения, а во Вроцлав приехал в командировку. До поезда оставалось какое-то время, поэтому решил пойти на пляж и искупаться. Вижу — рядом со мной разворачивает плед светловолосая девушка, садится и начинает читать книжку (она готовилась к сессии в университете). Аня почему-то сразу вызвала у меня доверие, и я попросил её посторожить мои вещи. Искупался, а потом мы разговорились…

Когда второй раз приехал во Вроцлав, Аня пригласила меня в гости. Её бабушка испекла очень вкусные пироги и рассказала, что внучка хорошо поёт. Анечка спела прямо за столом. Моя жизнь не была связана с музыкой, но, когда я услышал её такой проникновенный и чувственный голос, понял, какой талант ей подарил Господь.

 14 дней без сознания

— У меня была машина, и, как только выпадало свободное время, я сам возил Аню на концерты по Польше. Она становилась всё более и более популярной. Аня нравилась мужчинам, в неё вообще было сложно не влюбиться, но я был спокоен. Она никогда не давала повода для ревности. Анечка мечтала купить маме с бабушкой квартиру. В Польше и в СССР нельзя было заработать больших денег, поэтому в 1967 году она заключила контракт с итальянской звукозаписывающей компанией, и мы впервые расстались почти на год. А потом я увидел её уже разбитой… Ночью по пути в Милан водитель задремал за рулём, и машина сорвалась в кювет… Аня вылетела через лобовое стекло и упала прямо на камни. Нашли её только под утро.

Мы с мамой Ани приехали в Италию, но любимая не видела и не слышала нас — 14 дней она пролежала без сознания, вся от ног до шеи закованная в гипс. А мы сидели у кровати и ждали, когда она откроет глаза. Потом пережили несколько операций, меняли клиники и только через три месяца поехали в Польшу.

Из Варшавского реабилитационного центра я привёз Аню к себе в однокомнатную квартирку. Мы три года выбирались из той страшной катастрофы. Я протянул в комнате канат, держась за который она делала свои первые шаги. А по ночам, когда на улице становилось темно, мы тихонечко шли к Висле, шумевшей в ста метрах от дома, и там тренировались. А знаете, каким было самое горячее желание Ани, когда она лежала в гипсе? Чтобы самой, без чужой помощи, встать и вымыть пол. И, как только научилась сидеть, попросила у меня тряпку с водой. Мыла пол и выглядела такой счастливой! А потом сказала: «Вот, оказывается, как немного иногда надо человеку для счастья».

 Всему виной была раковая опухоль

— Когда Анечка выздоровела, я решил, что пора наконец оформить наши отношения. «Знаешь, я должен сообщить тебе одну новость. Я женюсь», — сказал, зачем-то сделав паузу. В её глазах застыл ужас… «На тебе», — поспешил успокоить я. Через два года после свадьбы у нас родился Збышек-младший. Врачи отговаривали Аню рожать в 38 лет, да ещё после столь сложной аварии, но она никого не стала слушать.

Это был самый счастливый период в нашей жизни! Ребёнок рос, радовал нас, Анечка была здорова. Я обожал, когда она устраивала домашние концерты. Но моя жена не была зациклена только на пении. Она рисовала, сочиняла музыку, написала детскую сказку для сына. А одно время даже вела радиопрограмму для детей о физике. Всё у нас было замечательно. И мы надеялись, что так будет всегда…

Но Ане опять стало плохо… Её нога сильно опухла, она с трудом выходила на сцену. Мы думали, это последствия старой травмы. А оказалось, что всему виной разросшаяся раковая опухоль. В 1980 году мне пришлось оставить работу. (Семья жила очень трудно. Денег не хватало, да ещё в стране начался политический кризис. Московские друзья посылали Герман лекарства и продукты. — Авт.) Два года мы бились за её здоровье, но спасти Анечку не удалось. Ей было всего 46 лет…

Месяца за два до смерти она попросила: «Збышек, принеси мне Библию». Она приняла крещение, стала очень набожной и говорила, что, если выздоровеет, будет петь только в церкви. Сочинила музыку на псалмы Давида и записала их на домашний магнитофон. Это были её последние записи.

 В Польше Анечку почти забыли

— Сейчас мы живём втроём в нашем доме в Варшаве: я (Збигнев так и не женился. — Авт.), сын и мама Ани, которой 96 лет. Збышек-младший вырос в настоящего богатыря 214 см ростом. Ему 30 лет, он учится на двух факультетах университета и увлекается историей паровозов. Пишет книги о старинных локомотивах и считается одним из лучших в Польше специалистов по их ремонту. Любовь к технике у него с самого детства. Помню, Аня пела ему «Спи, мой сыночек», а он её прерывал: «Нет, мама, ты мне лучше про трактор спой».

К сожалению, в Польше Анечку почти забыли. Я был приятно удивлён, когда приехал первый раз в 2001 году в Москву и увидел, при каких аншлагах проходят вечера её памяти. Как люди, не сговариваясь, встают и хором поют «Надежду». Спасибо им за эту любовь.

 Подготовила Татьяна Богданова.

Газета «Аргументы и факты», № 06, 08.02.2006г.

 АНГЕЛ ПО ИМЕНИ АННА

 Жизнь в страхе

Она родилась в день, когда католический мир отмечает праздник святого Валентина. Родилась на одной из узких улочек пыльного узбекского городка Ургенча. Назвали ее в честь бабушки, Анной, а по меннонитской традиции, к имени Анна было добавлено Виктория. Правда, девочку, появившуюся тогда на свет, трудно было представить победительницей — слишком периферийным был Ургенч, и слишком трудно складывалась жизнь родителей малышки. Отец ее, бухгалтер Евгений Герман, был расстрелян в 1937г, когда его дочери было немногим больше года. Его, скромного немца, арестовали по ложному доносу и осудили на 10 лет без права переписки. Ирма, его жена, тогда и не догадывалась, что значит этот приговор, и поэтому еще долго лелеяла в себе надежду увидеть своего горячо любимого Женю. Но беда, как говорится, одна не приходит: в ряды политзаключенных попал и брат Ирмы. Бедная женщина осталась в Ургенче практически без поддержки — на руках с двумя детьми, Аней и ее младшим братиком Фредериком, и своей мамой, Анной Фризен. В почти отчаявшемся состоянии Ирма принимает решение ехать на поиски своих родных. Она оставляет в Ургенче детей и маму, садится в поезд и …

Поезд едет в сторону Кузбасса, колеса перестукивают точно также, как несколько лет назад, когда она, выпускница одесского педагогического института, ехала по распределению в Среднюю Азию. Она, потомственная уроженка голландцев-меннонитов, в 19 веке осевших на Кубани, тогда и не подозревала, что спустя всего несколько лет ее происхождение будет играть такую важную в судьбе роль. Она помнила раскулачивание, когда колония Великокняжеское под Армавиром подвергалась зверским нашествиям большевиков, помнила, как разоряли ее соседей, какие безобразия творили «нововластвующие» на чугунолитейном заводе «Тиссен», но разве могла она предположить, что иностранные корни в ее любимой стране сыграют такую страшную и злую роль! Ирма воспитывалась на почитании к власти, в доме ее родителей, в Великокняжеском, всегда висел портрет царя. Но сейчас она не понимала, что эта власть от нее хочет, чем она провинилась перед этой страной. Ирма была согласна на скитания, лишь бы сохранить самые дорогие остатки своей семьи — маму и детей. В лагере под Сталинском она нашла брата, устроилась там учительницей, и как только получила первую зарплату, сразу же перевезла маму и детей в Сталинск. Покой был недолгим — брат Ирмы умер, и бедным женщинам не было смысла оставаться жить рядом с лагерем. Они возвратились в Узбекистан. По дороге от скарлатины умер Фредерик, заболела Аня. И снова скитания: Бухара, Джамбул… Жизнь впроголодь: кусок хлеба воспринимался как праздник, а на десерт изредка выпадало счастье погрызть засохший плод кураги. В Джамбуле Ирма снова устроилась учительницей в школу и одновременно подрабатывала на строительстве дороги… Две Анны, старая и малая, почти не видят свою кормилицу. Ирма вспоминала потом: «Каждый раз, провожая меня на работу, Аня залезала на высокую арбу и тоненьким, почти прозрачным голоском, затягивала: «Мы простимся с тобой у порога, и быть может, навсегда…» Слезы градом лились из материнских глаз всякий раз, как Анечка запевала эту песню. Тогда никто ни от чего не был застрахован и каждое свидание, действительно, могло оказаться последним…

9 мая 1945г. торжественно объявили победу над фашизмом. В этот день Ирма, сидя в углу своей маленькой комнатки, слушала радио-тарелку. Она не знала радоваться ей, или готовиться к новым трудностям — ведь отец Анны, Евгений, по национальности немец, а победа над немцами могла стать «победой» над ее семьей. В тот момент Ирма дала себе слово: никогда и никому в жизни не рассказывать о немецких корнях своей дочери.

Примерно в это же время судьба знакомит Ирму с молодым поляком, Германом Бернером. «Какое странное стечение обстоятельств, — подумала тогда Ирма, — у Ани фамилия Герман, а это добродушного хлопца зовут Герман. Наверное, это судьба». Герман очень трепетно относился к Ирме и предложил ей, взяв его фамилию, переехать в Польшу, к его родственникам. Ирма мгновенно согласилась: это был единственный шанс выехать из страны, в которой ее семью могли в любой момент расстрелять.

И вот они уже в поезде переезжают русско-польскую границу. Ирма без сил садится на пол в поезде, и рыдает: неужели все позади, неужели они пересекли границу новой жизни, ведь она всю дорогу не смыкала глаз — не дай Бог, их кто-нибудь засечет, снимет с поезда… «Не думайте, что там вам будет лучше» — услышала она от проходившего мимо солдата…

 Дебют в королевском костеле

Искать родственников Германа в Польше оказалось делом непростым: клочок бумаги, на котором Герман когда-то написал для Ирмы нужные адреса, по дороге потерялся. В памяти остались только два названия — Новая Соль и Вроцлав. «Туда и отправимся» — решила Ирма. Найти Германа оказалось невозможным, от людей Ирма узнала, что он погиб на фронте. Во Вроцлаве они сняли комнатку в тесной коммунальной квартирке, Ирма устроилась учительницей, а Аня ученицей в школу недалеко от дома. Маленькой девочке с нуля пришлось учить польский язык, благо способности у нее к иностранным языкам были потрясающие (всего за десять лет Анна в совершенстве научится говорить не только по-польски, но и по-итальянски, по-английски, по — французски, и даже немного по-монгольски). После выпускного вечера у Ани состоялся серьезный разговор с матерью. «Я хотела бы учиться рисованию, — делилась она с мамой, — по-моему, у меня к этому неплохие способности». «Доченька, не забывай, что ты — будущая женщина и тебе создавать семью. Сможешь ли ты зарабатывать на рисовании столько денег, чтобы жить в достатке?» — спрашивала Ирма. Анна понимала, что профессия художника больших заработков не обещает, и поэтому решила пойти в университет, подала документы на факультет геологии, блестяще сдала вступительные экзамены и уже в сентябре слушала лекции о земле, о полезных ископаемых. Позже она скажет: «Профессия геолога многое дала мне понять и осмыслить в жизни, по-новому взглянуть на землю. Ведь я изучала то, на чем основан весь наш мир. Я изучала землю».

Талант художника процветал и в университете: ее геологические карты и чертежи признавались самыми аккуратными и красивыми во всем ВУЗе. Однажды, правда, на геологической практике, Анна оставила карту под открытым небом, а сама убежала поболтать с подружками. Когда вернулась, к своему ужасу обнаружила, что гулявшая неподалеку корова съела университетскую собственность. «Пан профессор, — виновато проговорила студентка, пряча глаза от руководителя практики, — корова съела мою карту…». Слава Богу, пан профессор оказался снисходительным и простил нерадивой Ане эту оплошность, ведь он уже слышал, как она поет. Кстати, первый раз в жизни Аня на людях спела именно во Вроцлаве. Ее подруга Богуся выходила замуж и попросила приятельницу спеть на ее свадьбе. Богуся долго умоляла регента Королевского костела взять хотя бы на один раз никому не известную Анну Герман, чтобы та была солисткой хора на ее свадьбе. Старый пан, теребя бороду, с явным недовольством, выдавил: «Ладно, пусть придет, посмотрим!»… И вот свадьба. Аня, возвышавшаяся над всем хором, который разместился на балконе костела, стояла и в сопровождении органа пела «Аве Мария». У органиста дрожали руки, Богуся плакала. Это был успех. Успех, который подвигнул студентку геологии «сменить» профессию и стать певицей. «А я ведь и вправду магистр геологии, — шутя, вспоминала она, спустя несколько лет, -но наилучших результатов в исследовании местностей я достигла лишь тогда, когда заменила молоток геолога на свой собственный голос и напевала себе под нос всякие там песенки и мелодии. Кстати, характер и настроение моих песенок чаще всего зависели от тяжести моего рюкзака, набитого всякими геологическими штучками».

Еще будучи студенткой, Аня начинает работать во вроцлавском самодеятельном театре «Каламбур» под руководством Шимона Шурмея (спустя почти полвека его сын, Ян Шурмей, станет режиссером фестиваля имени Анны Герман в Зелена-Гуре). Убегая с последних лекций на репетиции «Каламбура», Аня все больше втягивалась в культурную жизнь маленького Вроцлава. А тут еще самая близкая подруга Янечка Вильк оказала ей «медвежью услугу» — втайне от Ани она отправилась в дирекцию Вроцлавской эстрады и добилась прослушивания студентки Герман. «Девушка, мы не можем принять никого просто так, с улицы», — объяснял Янечке один из членов комиссии. Но Вильк была непоколебима: «Если вы ее не прослушаете, ее найдет кто-нибудь другой, и вам потом будет стыдно! Такого голоса вы еще не слышали!». Словом, Аня была поставлена перед фактом: завтра она в полдень должна предстать перед комиссией, которая набирает артистов. Выбора не было. Она пришла, спела несколько песен по-польски, несколько по-итальянски. Реакция нулевая. «Пани Герман, а вы можете еще что-нибудь спеть?» — спросил ее известный вроцлавский актер Ян Скомпский. Девушка испугалась: обычно просьба петь еще значит полный провал. Но она запела. Прослушивание длилось минут сорок. «Спасибо, пани Анна! Извините, что заставили вас так много петь, но мы впервые вместо прослушивания попали на настоящий концерт великолепной певицы. Вы приняты!» — сказал Скомпский, пожимая руку растерявшейся от неожиданности девушке. Ей сразу же предложили ставку в 4000 злотых, и через несколько дней она уже давала первый концерт.

 Танцующие Эвридики

В комнате, где сидела Аня, раздался стук в дверь. На пороге появилась высокая стройная девушка с распущенными волосами: «Простите, вы пани Герман? Можно войти?». — «Да, пожалуйста!». — «Меня зовут Катажина. Катажина Гертнер, — представилась незнакомка, — Я композитор, хотела бы показать вам пару песен. Можете называть меня просто Касей». Гертнер села за рояль, наиграла пару мелодий и Аня поняла — это та музыка, которая ей сейчас так необходима. «Сыграйте еще!» — просила она. Кася заиграла «Танцующие Эвридики». «Это моя песня! Можно только я кое-что в ней поменяю?» — ликовала Анна, и, получив согласие Гертнер, села за рояль. Песня буквально в считанные минуты преобразилась ее интерпретацией. «Великолепно! Давайте так и оставим!» — воскликнула сияющая от счастья Кася. В 1963г. Анна хотела петь «Эвридики» на фестивале в Сопоте, но ей не разрешили. Зато в 1964г. с этой песней она покорила не только Сопот, не только Ополе, но и весь мир! Весть о польке с неземным голосом долетела и до Советского Союза, и в этом же году Анну Герман включают в делегацию артистов социалистических стран для выступления в Москве на концерте в Доме киноактера. Вместе с Анной приехали Лили Иванова, Янош Коош, Карел Готт… После концерта в гостиной был небольшой фуршет, на котором к Анне подошла высокая женщина и через переводчика представилась: «Я редактор студии «Мелодия», Анна Качалина». «Добрый вечер, — улыбаясь ответила Анна на чистом русском языке, — я могу поговорить и без помощи переводчика». Качалина была удивлена: за несколько лет работы на «Мелодии» она видела немало зарубежных артистов, но никогда не встречалась с тем, чтобы иностранка говорила по-русски лучше, чем сами русские. Качалина предложила Герман записать на «Мелодии» несколько песен. Аня выбрала четыре: две польские («Свет звезды» и «Солнечный день») и две итальянские («Дай мне помечтать» и «Я вернусь»). Тогда в репертуаре будущей звезды советской эстрады не было песен на русском языке. Этот пробел Анна быстро восполнила благодаря Качалиной и уже через год на «Мелодии» вышел виниловый диск-гигант с песнями Анны Герман на русском, польском, итальянском и английском языках. В этом же году Анна дает 60 концертов почти по всем крупным городам СССР. В каждом городе у нее уже свои поклонники, на ее концертах всегда аншлаги, а после концертов подходят молодые люди и интересуются: «Скажите Анна, а вы замужем?». «Нет» — с грустью отвечает певица. И тогда следует непременное приглашение провести вечер вместе, погулять по городу. Анна всем отказывает, ведь в Польше ее ждет любимый человек…

 Збышек

Одним из теплых летних дней, когда в институтах заканчивалась сессия, молодой физик, выпускник Варшавского Политехнического института был вызван в кабинет начальства: «Пан Тухольский, завтра вы едете на практику во Вроцлав. Оформите поездку надлежащим образом». Збигнев собрал вещи, и утром следующего дня вышел из поезда на центральном вокзале Вроцлава. День выдался жарким, солнце палило, что есть мочи, и как назло на небе не было ни облачка. Дела на удивление Збигнев сделал быстро и чтобы не сидеть на вокзале, решил скоротать время на городском пляже. «Искупаться после такого жаркого дня — это как раз то, чего мне сейчас не хватает!» — внушал себе Тухольский. Раздевшись на берегу реки, Збигнев оглянулся вокруг в поисках «жертвы», которой можно было бы доверить сохранность своих вещей. Никто доверия не внушал, и только располагавшаяся неподалеку высокая блондинка в белой блузке и красной юбке привлекла внимание юного физика. «Пани, вы не могли бы посторожить мои вещи, пока я буду плавать?» — спросил ее парень. «Не вижу никаких проблем»— ответила блондинка, расстилая плед и доставая из сумки учебники по геологии. Через 20 минут Збигнев вернулся, слово за слово, так они и познакомились. Збигнев понял, что не хотел бы ни за что расставаться с этой девушкой, а Аня почувствовала, что ее сердце забилось не так, как всегда. Збигнев уехал и с тех пор искал всякую возможность приехать во Вроцлав повидаться со своей возлюбленной. Аня своих чувств не скрывала, она доверяла Збышеку и верила, что этот человек не сделает ей больно. Однажды она пригласила его к себе домой: «Збышек, мама и моя бабушка очень хотят с тобой познакомиться, приходи к нам!». За столом бабушка разливала чай, а Ирма угощала Збышека пирожками. Из разговора инженер понял, что Аня не только геолог, но и певица. По его просьбе она спела несколько песен. Там за столом, в тесной комнатке на ул. Тшебницкой, Збигнев Тухольский впервые услышал голос Анны Герман. «Она пела, а я понимал, что этот голос неповторимый. Уже тогда было понятно, что пение — это ее стезя» — вспоминал он позже. Через неделю Аня пригласила его на концерт. Этот концерт был первым в его жизни. А сколько их было потом…

 Италия

Итальянский язык Анна знала в совершенстве, итальянские песни любила и поэтому предложению от итальянской звукозаписывающей компании «CDI» на трехлетний контракт нисколько не удивилась. Одновременно предложение о контракте пришло из Германии. Но Анна выбрала Италию. Она свято верила в то, что в этой солнечной стране она сможет заработать денег, которых хватило бы на покупку квартиры для мамы и бабушки. Збышек все понимал, и хотя в глубине души был страшно расстроен отъездом любимой, Анне ничего не давал понять. Збигнев знал: он сильный, он справится с разлукой. И вот аэропорт Окенче, прощание с близкими, и Анна уже в самолете, который уносит ее в далекий Милан. Из вещей Анна прихватила только собственноручно сшитое платье, несколько экземпляров нот и новый итальянско-польский словарь с правилами грамматики…

В аэропорту Милана Анну встретил представитель «CDI» и любезно представил ей ее нового опекуна Рануччо Бастони, который с этого момента становился ее личным импресарио. Не успела Анна войти в гостиничный номер, как Рануччо ее обрадовал: «Анна, завтра тебе предстоит встреча с журналистами на знаменитой Terrazza Martini, посему тебя следует приодеть». Он бросил чемодан Анны в шкаф, и через минуту они уже ехали в машине в поисках не закрытых вечером домов мод. В первом же салоне Анна ужаснулась тому, в чем она должна завтра появиться перед журналистами: ей подыскивали платье длиной чуть ниже колен. Анна, конечно, была смелой девушкой, но такая длина платья казалась ей неуместной при росте в 184 см. Как будут глядеть на нее прохожие? Мучения с выбором платья длились почти до полуночи, и Анна, не выдержав, указала на платье из джерси кораллового цвета и серебряные французские туфли: «Или вот это платье, или пойду в своем собственном!». Спутники были утомлены и согласились на выбор капризной славянки. Позже, Анна будет вспоминать: «Поверх всего полагалось накинуть пальтецо из искусственного меха розоватого оттенка. Именно только накинуть, ибо одеть его как следует я попросту не могла. Оно было мне узко в плечах, а рукава коротки. Волосы мне велено было распустить, но, поскольку они у меня вьются от природы, пришлось долго «распрямлять» их в парикмахерской. Но и без того я чувствовала себя как Офелия в сцене безумия. Я многое дала бы тогда за то, чтобы отправиться на эту встречу одетой в свое собственное платье, а волосы заплести в косу, перекинув ее на спину, — такая прическа, кстати, в тот сезон была очень модной. Нет, та девушка в розовом, с улыбкой позирующая для снимков, раздающая автографы, — это была не я».

В то время на эстраде блистали Далида, Шер, Доменико Модуньо. В «CDI» были уверены, что славянка Анна Герман сможет всех затмить. Итальянская пресса, ежедневно выносившая фотографии Герман на обложки газет и журналов, главной темой обсуждения сделала ее «безупречный акцент прирожденной неаполитанки». На «CDI» выходит ее первый диск-гигант с итальянскими и неаполитанскими песнями, она выступает в «Олимпии» вместе с Далидой, принимает участие в «Евровидении», первая из «социалистических» певиц она принимает участие во всемирно известном музыкальном фестивале в Сан-Ремо. В Виареджо ее награждают «Oscar della sympathia» и приглашают принять участие в концертах в честь праздника газеты итальянской компартии «Unita». Первый концерт был назначен в г. Форли, недалеко от Милана…

 Эстрада и автострада

Форли — маленький городок на юге Италии, расположенный в горной местности, произвел на Анну самое приятное впечатление. Ее выход намечался ближе к полуночи, поэтому после долгой и утомительной дороги Анна поужинала и отдохнула в своем номере. Концерт проходил на открытом воздухе. Хозяйка гостиницы одолжила Анне теплую шаль, чтобы та не простыла на ночном прохладном ветру. На площади были расставлены столики, стулья и скамейки, обращенные к импровизированной сцене, на которую и вышла Анна. В Италии традиция — песня воспринимается как танцевальная мелодия, и поэтому нет ничего зазорного в том, что во время выступления артистов публика танцует. Но когда запела Анна, люди перестали танцевать, а только внимательно слушали ее. Она спела 12 песен, потом примерно столько же «на бис». На часах было около часа ночи. «Может, останемся здесь, в этой гостинице, а завтра на рассвете тронемся в путь? — попросила Анна Ренато, своего водителя, — Я очень устала». «Честно говоря, я тоже без сил, но в Милане у нас оплачены гостиничные номера. — парировал Ренато, — Собирай вещи и поехали!».

Анна вернула хозяйке шаль, поблагодарила за теплый прием и села в машину. До Милана можно было добраться двумя путями: горной дорогой и автострадой. Ренато решил ехать по автостраде. Это, конечно, отнимало почти час, но зато дорога была освещенной. В дальнейшем именно это решение оказалось спасительным для обоих: на горной, неосвещенной дороге, аварию заметили бы не сразу, и шансов отправиться в мир иной было предостаточно. Через несколько лет Анна будет с ужасом вспоминать это ночное «путешествие», которое практически стоило ей жизни: «Итак, мы ехали по автостраде. Я много и громко говорила, не слишком даже себя к этому принуждая, поскольку вызванное концертом возбуждение держится обычно еще довольно долго. Часа два после выступления я не могу расслабиться, не способна заснуть. Думала также, что тем самым не дам задремать Ренато, и мы благополучно доберемся до Милана. Но двадцатилетний организм усталого юноши, очевидно, стремился устранить все, что мешало ему уснуть и таким путем восстановить жизненные силы. Внезапно нас несколько раз подбросило, как если бы машина нарвалась на ухабы, вместо того, чтобы скользить по гладкому, как зеркало, шоссе. Затем наступила тьма и тишина. Все свершилось за какую-то долю секунды. Я ощутила — отчетливо это помню — панический ужас при мысли о том, что могу заживо сгореть в машине. Чувство охватившего меня в ту минуту ужаса помню очень хорошо…».

Катастрофа произошла. На скорости 160 км/час маленький спортивный «Фиат» улетел в кювет. Ренато прижало к рулю, а Анна, под воздействием дикой ударной силы, вылетела через лобовое стекло, пролетела 20 метров и упала на груду камней. Помощь пришла только утром. Ренато увезли в больницу, и когда он пришел в сознание, первым, что он произнес, было: «А как она?». «Кто?» — удивились врачи. «Анна. Анна Герман. Она была со мной в машине» — простонал Ренато. «Скорая» немедленно вернулась на место аварии и то, что увидели врачи, повергло их в шок…

 Реабилитация

Сломано было все: позвоночник, левая рука, левая нога, ключица, на голове рана. Шансы выжить равнялись нулю. Но не зря ее назвали Анна — Виктория! Виктория -Победа! И в этой страшной схватке со смертью Анна должна, просто обязана была выжить! В Италию моментально вылетели Збышек и Ирма. Когда они вошли в палату, Анна была без сознания (она не приходила в себя 14 дней). Узнать ее было трудно: волосы острижены, лицо изуродовано травмами. В коридоре Ирма прижалась к Збышеку и заплакала. Она не знала, что будет дальше. Все 14 дней она не отходила от постели дочери. Доктор, который лечил Анну, позвал Ирму к себе в кабинет и сказал матери эти слова: «Жить будет, ходить — не знаем, петь — никогда». Эти слова были сродни смертному приговору. Анна была похожа на мумию: гипс начинался от подбородка и заканчивался у пальцев ног. А ведь ей было всего тридцать с небольшим! Гипс не давал ей дышать. Большие от природы легкие были сжаты, как в панцире, каждое маленькое движение давалось с невыносимой болью. Была потеряна память, она не помнила ни одной своей песни. Когда кризис миновал, Анну на самолете транспортировали в Польшу, где курс лечения она проходила сначала в больнице, а потом дома. Несколько месяцев Анна потратила на то, чтобы хоть чуть-чуть восстановить подвижность суставов. Но согнуть руку в кулак она не могла еще долго. Постепенно вернулась и память, с помощью Збышека она пробовала делать первые шаги. Чтобы не привлекать внимание посторонних людей, Збышек поздно вечером увозил любимую в парк на окраине Варшавы, и там учил ее ходить вокруг старого пруда. Когда впоследствии Анну спрашивали, счастливый ли она человек, она всегда говорила: настоящим счастьем для меня был момент, когда я впервые смогла сидя на краю кровати взять в руки швабру, когда Збышек принес мне ведро с водой и тряпку, я окунала тряпку в ведро и вокруг себя мыла полы — настолько, насколько могла вытянуть руку.

Все это время со всех уголков света Анне шли письма. Писали посторонние, совершенно незнакомые люди. Особенно много писем пришло из СССР, из Сибири. Письма шли мешками. Не зная домашнего адреса Анны, люди писали просто: Польша, Варшава, Анне Герман. И письма всегда находили своего адресата. Ответить всем не представлялось возможным, и Анна решилась на ответственный шаг: она пишет книгу своих воспоминаний, которую называет «Вернись в Сорренто?». Эта книга — ответ поклонникам, всем тем писавшим и переживавшим за нее в эти годы реабилитации…

Однажды на глаза Анне попался небольшой сборничек стихов ее подруги Алины Новак. «Человеческая судьба» — было написано на обложке. «Надо прочитать» — решила Анна, и стихотворения полились перед ней. Стихи Алины оказались в тот момент для Анны тем воздухом, которого ей не хватало. Она садится за пианино, ставит перед собой этот сборник, и… одна за другой у нее рождаются мелодии к этим текстам: «Улыбайся каждому мгновению жизни. Улыбка должна всегда быть с тобой!».

 Возвращение Эвридики

1970г. Варшава. Зал конгрессов Дворца Науки и Культуры — здание, подаренное Сталиным польской столице. В зале — тысячи людей, идет концерт, посвященный освобождению Варшавы. Среди участников — Анна Герман. «А что, и правда будет Герман?» — только и слышалось перед концертом… Анна приехала задолго до своего выхода на сцену. Честно говоря, она уже забыла запах кулис, предконцертную суету — ведь ровно три года она не выходила на сцену. Заламывая от волнения пальцы, она скромно сидела на стуле в коридоре и ждала своей очереди. Рядом разминались танцоры: они словно издевались над Анной, показывая, какие у них гибкие тела, как спокойно они играют руками и ногами. Догадывались ли они хотя бы о толике той боли, которую пришлось испытать Анне? И вот, долгожданный момент настал. Конферансье объявил выход Анны Герман, она, не чувствуя под собой пола, и ничего не слыша, выходит на огромную сцену. Что творилось в этот момент в зале, она не видела: несколько тысяч варшавян в едином порыве встали и скандировали ее возвращению. «Почему не вступает оркестр?» — удивилась про себя Анна. И тут пелена спала с ее глаз: она поняла, что зрители аплодисментами не дают оркестру вступить. Это продолжалось 45 минут. Зал ревел и содрогался, и только через 45 минут публика успокоилась, и Анна начала петь.

Это был триумф. Все газеты писали о ее возвращении, на телевидении было снято несколько фильмов с ее песнями, а на «Польских награннях» вышла ее авторская пластинка «Человеческая судьба», которая по рейтингу продаж была признана «золотой».

Предложения о концертах посыпались как из рога изобилия, но от многих пришлось отказываться: здоровье еще не настолько окрепло, чтобы можно было вернуться к прежнему ритму жизни.

Милый Збышек, который все время был рядом, вдруг стал как-то насторожен. «Что-то случилось?— однажды поинтересовалась Аня. «Ничего особенного, просто я женюсь», — спокойно ответил любимый. У Анны перед глазами пронеслись все 12 лет: от встречи во Вроцлаве до этого момента ничего не предвещало беды. Збышек обнял Аню за плечи, наклонился и шепнул ей на ухо: «На тебе»…

Свадьбу сыграли тихо и скромно, в Закопане, в присутствии лишь самых близких друзей.

А через три года, в ноябре 1975-го, у Анны и Збигнева родился сынок, которого тоже назвали Збышеком. Теперь в их семье два Збышека: младший и старший. «Наш воробышек Бисюля» — так ласково называла своего малыша Анна. Бисюля родился мальчиком крупным, очень любил покушать и постоянно требовал к себе внимания. Бедная Анна то и дело стирала пеленки, готовила ему кушать, засыпала далеко за полночь, а утром, чуть свет, Бисюля начинал кричать, звать маму. Но больше всего на свете малыш любил слушать сказки… про трактора и про машины. И колыбельные тоже требовал особенные — технические. «Спи мой воробушек, спи, мой сыночек, спи, мой звоночек родной» — напевала Анна, присев на краю кровати. «Мамуня, спой лучше что-нибудь про трактора!» — перебивал ее «воробушек». В его детской не было никакой мебели и весь пол был засыпан подушками — Анна панически боялась, что Збышек упадет и разобьется. Она написала для него сказку — про птиц, которые прилетали и садились на сливу за окном. В подвале она вместе со Збышеком-старшим устроила каминный зал: там она могла спокойно репетировать новые песни, не боясь разбудить Бисюлю, который никак не любил этих репетиций: ведь после них мама всегда куда-нибудь уходила и приходила только поздно вечером. На самом деле, Збышек тогда и не подозревал, что ради него мама на два года прервала гастрольную деятельность, полностью посвятив себя ребенку, его воспитанию. В одном из интервью она говорила: «Наш ребенок не обязан нас любить. Это наша обязанность — создать для него такие условия, чтобы он нас любил. Родительский дом должен стать для него как порт для корабля: после долгого и утомительного плавания вернуться в гавань, и спокойно отдыхать».

 Эхо любви

В семидесятые годы каждый уважающий себя композитор считал за честь, чтобы его песню пела Анна Герман. Авторы буквально заваливали Анну просьбами исполнить их творения. Отказывать Анна не умела, и эту тяжелую обязанность она возложила на Качалину. Редактору всегда проще объяснить автору, что его песня не подходит, что это не для Герман. Надо сказать, Качалина блестяще справлялась с этой обязанностью. В.Шаинский, А.Пахмутова, В.Добрынин, А.Морозов, Е.Птичкин, А.Бабаджанян, Р.Майоров, А.Дементьев, Е.Мартынов, Л.Иванова — их песни Анна любила и записывала с огромным удовольствием…

Просмотров: 584 | Добавил: Алена | Рейтинг: 0.0/0 | - Оценить - Отлично Хорошо Неплохо Плохо Ужасно