Наш опрос

Оцените мой сайт
Всего ответов: 139

Форма входа

Календарь новостей

«  Апрель 2009  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
  12345
6789101112
13141516171819
20212223242526
27282930

Поиск

Статистика


Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
Главная » 2009 » Апрель » 24 » Мустафин В., прот. Философские дисциплины в С.-Петербургской Духовной Академии.
Мустафин В., прот. Философские дисциплины в С.-Петербургской Духовной Академии.
00:02
Философские дисциплины в С.-Петербургской Духовной Академии.
 
Протоиерей Владимир Мустафин, преподаватель Ленинградской Духовной Академии.
 
Оценка значения философских дисциплин для богословского образования зависит от того или иного решения вопроса об отношении философии и богословия, а это ре­шение, в свою очередь, зависит от того или иного ответа на принципиальный вопрос об отношении разума и веры. На этот последний вопрос имеются самые различные ответы: от абсолютного скептицизма, резко отрицающего значение разума для чело­веческой жизни, до абсолютного рационализма, относящегося к вере как к мнимому знанию, которое рано или поздно должно уступить место истинному знанию. Но уже в первые века христианства обе эти крайности, представляемые соответственно монтанизмом и гностицизмом, были отброшены, ибо они, в сущности, вопрос об отношении разума и веры не решают, а разрушают, зачеркивая одно из двух звеньев, из которых этот вопрос состоит. Оставшиеся точки зрения разбились на две противостоящие группы, каждая из которых, по мнению противников, склонялась или к монтанизму, или к гностицизму. Первые — ригористы — считали, что для христианской веры «языче­ские мудрования» в лучшем случае бесполезны, в большинстве же своем вредны. Вто­рые — христианские гностики — держались более широкого взгляда на разум и его отношение к вере. Св. Иустин Философ, например, считал, что языческая мудрость не только не противоречит христианскому вероучению, но, напротив, происходит из одного с ним источника и идет к одной и той же цели; разница же между ними в том, что языческая философия приводит к искомой цели окольным путем, христиан­ское вероучение — прямо. Христиане не должны чуждаться языческой мудрости, ибо все истинное, что есть в суждениях язычников, принадлежит и христианам (2 Апол. 13). Языческие мудрецы, жившие согласно с правдой, «суть христиане, хотя бы считались за безбожников» (1 Апол. 46). Знание языческих мудрецов, однако, хотя и правиль­ное, но не полное, ибо они не имели богооткровенной истины, почему они нередко противоречили друг другу (2 Апол. 10). Климент Александрийский также считал, что языческая мудрость доходила до познания некоторых лучей истины, возбуждала бла­городные религиозно-нравственные стремления, вообще оказывала доброе влияние на нравы по крайней мере лучших представителей языческого мира, служила в некото­ром роде заветом для них, вела ко Христу, хотя, конечно, не обеспечивала религиоз­ного спасения, которое сделалось возможным только через искупление, совершенное Богочеловеком. Принципиальная оценка Климентом Александрийским значения языче­ской мудрости для христианского богооткровенного учения была трезвой и точной: эта мудрость сама по себе не делает вероучение Спасителя сильнее, но она делает бессильными софистические на него нападки и потому может быть названа «оплотом и ограждением виноградника Господня». Начиная со святоотеческого времени, этот взгляд с теми или иными оговорками можно считать преобладающим, хотя его про­тивники находили себе последователей во все времена. Ригористы обычно апеллиро­вали к Священному Писанию, которое предписывает верующему подчинять свой разум принятому учению Христа (2 Кор. 10, 5). При этом ригористы не принимали во внимание то чрезвычайно важное обстоятельство, что это положение Священного Писания указывает на норму, а не на способ устроения душевной жизни христианина. Как норма это предписание, конечно, обязательно для всех христиан, но способы его осуществления могут быть разными: одни принимают христианскую веру с самого начала своей сознательной душевной жизни (в случае, например, религиозного воспитания в семье) и таким образом подчиняют свой разум вере без всяких затруднений; другие же приходят к вере в результате долгих и мучительных самостоятельных поисков правды и истины. Кроме того, принципиальное подчинение разума вере вовсе не озна­чает прекращения теоретической деятельности разума. Действительно, коль скоро в христианском обществе есть иерархия, состоящая из людей, чьей обязанностью явля­ется руководить другими и, в частности, учить их, то ясно, что осуществить эту обязанность без теоретической работы разума совершенно невозможно.
Принципиальное допущение разума в религиозную жизнь позволяет уже сравни­тельно легко разрешить вопрос об отношении богословия и философии. Прежде всего следует обратить внимание на то, что строгой аналогии между отношением веры и разума и отношением богословия и философии нет. Богословие — это теоретически выраженная вера, поэтому богословие уже в определенном смысле есть философия. Следовательно, противопоставление богословия и философии может приниматься только как противопоставление различных философских, преимущественно метафизических, систем: системы, основанной на сумме богооткровенных истин, и систем, основанных на суждениях тех или иных мыслителей. Так оно всегда и было. В первые века христи­анства, например, святые отцы и учители Церкви под философией разумели различные системы языческих, прежде всего греческих, авторов. Естественно, что все эти системы на фоне евангельского учения выглядели ущербными и потому неполноценными. И фи­лософские построения последних веков рассматриваются точно таким же способом и оцениваются так же, как и древние. Но разве не может быть собственно христианской философии, которая бы составляла с богословием в метафизическом аспекте одно и то же и потому принципиально богословию бы не противостояла? Не только может, но христианская философия, начиная со святоотеческой эпохи, всегда и существовала в христианстве. Другое дело, что эта философия в техническом отношении по разным причинам временами тормозилась в своем развитии, но сам факт ее существования несомненен. У христианской философии три основные цели: объяснять и рационально обосновывать важнейшие моменты христианского вероучения; определять христиан­скую оценку тех или иных проблем, непрерывно возникающих в человеческом общест­ве, и предлагать христианские способы их решения; теоретически излагать христиан­ское миросозерцание ради научения ему других. И осуществление каждой из этих целей, особенно, конечно, последней, предопределяет широкое и глубокое внедрение философии в учебный процесс в Духовных школах.
Отсюда становится вполне понятным то важное значение, которое придавалось в С.-Петербургской Духовной Академии философским дисциплинам. Без них, по смыс­лу Устава Духовных Академий 1809 года, на основании которого были реформирова­ны высшие духовные учебные заведения в России, без философского наполнения учеб­ного процесса богословское образование, строго говоря, вообще не может состояться, ибо без этого оно неотвратимо выродится в сухое и безжизненное начетничество.
Философское осмысление учебного процесса явственно обнаруживается уже в тех рекомендациях, которые Устав Духовных Академий 1809 года предлагал по методике преподавания в Академии: «Добрая метода учения состоит в том, чтобы способст­вовать к раскрытию собственных сил и деятельности разума в воспитанниках; а по­сему пространные изъяснения, где профессоры тщатся более показывать свой ум, не­жели возбуждать ум слушателей, доброй методе противны». Предлагалось также, «чтобы авторы и учебные книги профессоров были в своем роде самые лучшие и что­бы они всегда держались на одной линии с последними открытиями и успехами в каждой науке». Относительно собственно философских дисциплин Устав следующим образом детализировал методику: «Философские науки могут быть преподаваемы, так же как и исторические, в двух разных отношениях. Первое, чтоб дать понятие воспи­танникам о разных выражениях, определениях и словах, в философии употребляемых. Сие можно назвать философскою терминологиею и сие составляет первый степень фи­лософского учения. Сей степень собственно принадлежит к Семинариям. Второе отно­шение, в коем философские науки могут быть преподаваемы, состоит в том, чтобы изложением о каждом предмете мнений славнейших философов, сравнением их между собою, разрешением и приведением их к общему какому-либо началу дать воспитан­никам понятие о истинном духе философии, приучить их самих к философским иссле­дованиям и ознакомить их с лучшими методами таковых изысканий. Сей степень философского преподавания собственно принадлежит к Академии. А посему профес­сор философских наук, пройдя кратко для возобновления в памяти студентов фило­софскую терминологию, должен вести их потом прямо к самим источникам философ­ских мнений и в них показывать им как первоначальные их основания, так и связь разных теорий между собою. В толпе разнообразных человеческих мнений есть нить, коей профессор необходимо должен держаться. Сия нить есть истина евангельская. Он должен быть внутренно уверен, что ни он, ни ученики его никогда не узрят света высшей философии, единой истинной, если не будут его искать в учений христиан­ском, что те только теории суть основательны и справедливы, кои укоренены, так ска­зать, в истине евангельской. Ибо истина одна, а заблуждения бесчисленны»[1]. Особен­но Устав предостерегал против того широко распространенного мнения, по которому «одно и то же предложение может быть справедливо в понятиях философских и лож­но в понятиях христианских». Такое раздвоение истины есть сущая ложь и то «пустое обольщение», о котором писал апостол Павел в Послании к Колоссянам (2,8).
В первые годы основными философскими дисциплинами в СПбДА были история философии и собственно философия, т. е. систематическое изложение положений, глав­ным образом, по метафизической проблеме. По обеим этим дисциплинам преподава­тели использовали труды и учебники приверженцев лейбнице-вольфианской метафизики Бруккера и Винклера. Причем пятитомной «Историей философии» Бруккера преподава­тели руководствовались сами, а краткое изложение этого труда служило учебником для студентов. Систематическая же философия преподавалась исключительно по Винклеру, кроме 1810-1814 годов, когда преподававший в то время Иоган фон Форн использовал учебник эклектика Карпе. К недостаткам учебника Винклера следует отнести прежде всего его устарелость, ибо системе Вольфа, излагавшейся в нем, было уже более ста лет. Кроме того, этот учебник содержал в себе слишком много бес­полезных и трудных для усвоения тонкостей, особенно в той своей части, где изла­галось учение Лейбница о монадах. Но были у этого учебника и положительные сто­роны: ясность и стройность изложения, а также универсальность содержания, позво­лявшая студентам приобрести сведения (правда, неравноценные из-за отмеченной их частичной устарелости) по всем важнейшим отраслям философского знания.
 Преподаватели этого периода[2]не заняли заметного самостоятельного места в исто­рии русской духовной философии[3], но именно благодаря их талантливости и трудолю­бию из студентов СПбДА вышли будущие наставники философских дисциплин в дру­гих Духовных Академиях России. Василий Кутневич, например, окончил СПбДА в 1814г. и в том же году стал первым преподавателем философии в только что от­крытой Московской Духовной Академии. Его учеником был знаменитый впоследствии Ф.А. Голубинский. Иван Скворцов, выпускник 1817г., стал первым наставником философии в Киевской Духовной Академии. Казанская Духовная Академия, открывшаяся позже всех — в 1842г., получила преподавателей философии уже из Московской Ду­ховной Академии, из учеников Ф.А. Голубинского. Таким образом, не будет преуве­личением сделать вывод, что СПбДА в первые годы своего существования была истин­ным очагом русской духовной философии и благотворным фактором ее дальнейшего развития.
 Первым преподавателем философии в СПбДА, обладавшим незаурядным философ­ским талантом и самостоятельным подходом к философским проблемам, был Ф.Ф. Сидонский. Заняв кафедру в 1829г., он стал руководствоваться не старыми учебными пособиями, а прежде всего своими учеными записками, которые явились результатом его основательного изучения философии, особенно германской, в студен­ческие годы. Вскоре он составил первое в России[4]оригинальное «Введение в философию» (изданное в 1833 г.), в котором хотел «объяснить всю важность философии, обнадежить в благонамеренности ее при ее истинной и должной постановке». К со­жалению, он в 1833 г. ушел из Академии, куда вернулся лишь в 60-х гг. Тем не менее свой философский талант ему удалось раскрыть вполне, свидетельством чего явилось присуждение ему С.-Петербургским университетом степени доктора философии «гонорис кауза».
Преемником Ф.Ф. Сидонского был В.Н. Карпов, преподававший различные фило­софские дисциплины с 1833 по 1867г. До 1843г. он вел систематическую философию. В этот именно период он и написал свое известное «Введение в философию» (1840), в котором, в частности, указал как на наиболее характерную черту будущей нацио­нальной русской философии на гармоничное сочетание трех познавательных способ­ностей человека: внешних чувств, разума и религиозной веры, чем опередил аналогич­ные высказывания А. Хомякова и И. Киреевского. В конце 40-х и начале 50-х гг. в преподавании систематической философии в СПбДА произошли существенные изме­нения. Эти изменения были обусловлены прежде всего тем, что общие курсы стали дополняться исследованиями по частным проблемам. Таким образом, наряду с систе­матической философией в 1851г. в круг академических философских дисциплин были введены логика и опытная психология[5]. Еще раньше введена была нравственная фи­лософия, но просуществовала только до 1853г., когда признана была излишней, ввиду обширного и подробного изложения правил нравственности в деятельном (т. е. нравственном) богословии. В.Н. Карпов со временем стал специализироваться именно по логике и психологии. По логике он даже напечатал в 1856г. самостоятельный курс. Кроме того, с 1844 по 1865г. он вел историю философии.
 После десятилетнего (в 1843—1853 гг.) преподавания систематической философии А.А. Фишером кафедру эту занял И.А. Чистович. До 1859г. он вел и этот предмет, и психологию, с 1859г.— психологию и историю философии, с 1865 по 1873г. — одну только историю философии. Этот преподаватель известен еще как историограф СПбДА: он написал две книги по ее истории, которые в общей сложности охватывают период до 1888г. С 1868 по 1884г. логику и психологию вел А.Е. Светилин. Составленный этим преподавателем учебник логики выдержал несколько изданий и был долгие годы хорошим пособием для студентов.
В 1869г. состоялось преобразование духовно-учебных заведений России, в том числе и Академий, на основании нового Устава. Реформа эта отразилась и на фило­софских дисциплинах. В частности, были введены два новых предмета — метафизика и педагогика. Преподавание последней было соединено в одной кафедре с преподава­нием нравственного богословия; вести обе эти дисциплины взялся протоиерей И.Л. Яны­шев, бывший тогда ректором Академии. Введением педагогики и метафизики закон­чился шестидесятилетний процесс дифференциации систематической философии, которая таким образом разрешилась в четыре предмета: логику, психологию, педагогику и метафизику. Тем самым количество собственно философских дисциплин в СПбДА, считая и историю философии, было доведено до пяти[6]. Первым преподавателем метафизики стал М.И. Каринский и вел ее до 1876г., когда ограничился преподаванием лишь истории философии вплоть до выхода из Академии в 1894г. Это был не только, бес­спорно, самый выдающийся по таланту и эрудиции преподаватель философии в СПбДА за все время ее существования, но и вообще первоклассный русский философ. Все его письменные труды носят характер необыкновенной глубины и основательности. Но даже среди них выделяются два по своей философской значимости: «Классификация выво­дов» (1880) и «Об истинах самоочевидных» (1893). Первая работа единодушно всегда признавалась единственным русским вполне оригинальным и весьма значительным тру­дом по логике, в котором автор, указав на недостатки классификаций выводов, пыта­ющихся основываться или на одной только дедукции, или на одной лишь индукции, предлагает свою собственную классификацию, основанную на тождестве элементов посылок и выводов в умозаключении; таким образом, логическим оправданием всякого вывода может быть только принцип тождества[7]. Во второй работе автор взялся за разрешение чисто гносеологической задачи — за выяснение природы самоочевидных истин, лежащих в основании всего нашего знания и служащих его необходимыми пред­посылками, предварительно подвергая критической оценке уже имевшиеся ответы на этот вопрос, прежде всего ответ рационалистический, образец которого, по мнению автора, представил Кант в своей «Критике чистого разума».
На освободившуюся в 1876г. кафедру метафизики был назначен М.И. Смолен­ский, для получения права преподавать защитивший диссертацию «Механическое объ­яснение природы и телеологическое ее истолкование». Но в самом начале 1881г. он скончался, и кафедра в течение почти полутора лет была вакантной. В 1882г. ее занял Н.Г. Дебольский, правда, ненадолго — до 1887г.
В 1884г. состоялась еще одна реформа духовно-учебных заведений, в связи с кото­рой произошли некоторые перемены в преподавании философских дисциплин. По но­вому Уставу, педагогика была отделена от кафедры нравственного богословия и при­соединена к кафедре пастырского богословия и гомилетики. На эту кафедру полага­лось два преподавателя. Один из них, С.А. Соллертинский, и преподавал педагогику, параллельно ведя пастырское богословие. Кроме того, по Уставу 1884г., СПбДА, как и другим Духовным Академиям, было предоставлено право введения в цикл философ­ских дисциплин еще двух предметов — философии права и философии этики[8]. Право это, однако, не было реализовано в том смысле, что эти две новые философские дис­циплины так и не появились в Академии в качестве программных предметов, но с середины 80-х гг. регулярно велись по ним лекции преподавателей философских наук и каждый без исключения год писались по ним кандидатские диссертации[9]. Лекции эти велись преподавателями в созданном в те же годы специальном студенческом обществе по изучению вопросов психологии и философии. По примеру СПбДА анало­гичное студенческое общество было позднее основано и в Московской Духовной Ака­демии.
Последними преподавателями философских дисциплин в СПбДА в описываемый пе­риод, т. е. в первые сто лет ее существования, были: А.П. Высокоостровский (с 1887г. вел логику и метафизику); В.С. Серебренников (с того же года вел психологию); Д.П. Миртов (с 1894г. вел историю философии); прот. С.А. Соллертинский (вел педагогику).
 В заключение надо сказать несколько слов об основном богословии, или, как его называли в СПбДА, введении в круг богословских наук. Строго говоря, это не фило­софская дисциплина. Но во все времена своего существования основное богословие всегда оценивалось именно как наиболее близко находящееся к философии, как самое «философичное». История возникновения этой дисциплины такова. В 1844г. обер-про­курор Св. Синода Н.А. Протасов предложил СПбДА рассмотреть проект новой дисциплины — введения в богословие[10]. В 1845г. Синод решил сделать двухгодичный опыт преподавания этого предмета в С.-Петербургской и Киевской Духовных Акаде­миях. Опыт оказался удачным, и предмет ввели в учебную программу. Епископ Макарий (Булгаков), ректор СПбДА составил к предмету пособие под названием «Введе­ние в православное богословие». Сам же составитель пособия и преподавал первое время этот предмет. В 1853—1854 учебном году дисциплина эта была причислена к кругу предметов философских. С этого года преподавал ее иеромонах Никанор (Бровкович), но недолго. Сменил его И.А. Вознесенский, но также вскоре ушел. Совсем немного, всего несколько месяцев, пробыл на кафедре иеромонах Диодор (Ильдомский). Два года, с 1857 по 1859, преподавал введение в богословие А.И. Парвов. Сме­нивший его Ф.С. Надеждин преподавал этот предмет семь лет — с 1859 по 1866г. Однако все эти годы положение введения в богословие оставалось нетвердым: не ясны были его цели, не четко определен состав тем. В 1866г. ректор СПбДА епископ Иоанн (Соколов) предложил правлению Академии даже и вовсе лишить введение в богословие статуса самостоятельной дисциплины и соединить его с догматическим богословием[11]. Предложение это, однако, не было осуществлено по той, может быть, причине, что в этом же году Преосвященный Иоанн ушел из Академии. В 1867г. на кафедру введения в богословие перешел архимандрит Хрисанф (Ретивцев), которую занимал, правда, недолго — всего два года, но этот преподаватель уже гораздо яснее представлял себе смысл своего предмета, выражавшийся для него в понятии «фило­софия религии». В 70-х гг. он напечатал свое капитальное сочинение «История религий в отношении к христианству». С 1869 по 1882г. на кафедре введения в богословие находился Н.П. Рождественский. Этот талантливый преподаватель окончательно при­дал введению в богословие тот характер, который после него уже принципиально не менялся — характер богословия, сознательно оперирующего не специальными термина­ми, а общепонятным литературным языком и подводящего таким образом к усвоению более сложных, собственно богословских наук. После смерти Н.П. Рождественского в 1882г. кафедру занял на два года его однофамилец – В.Г. Рождественский. Затем в 1884—1890гг. преподавал эту дисциплину иеромонах Михаил (Грибановский). И, на­конец, с 1890 по 1910г. курс введения в богословие читал Е. П. Аквилонов, впослед­ствии протоиерей, а затем и протопресвитер военного и морского духовенства.
 
 
 

[1]Чистович Иларион. История С.-Петербургской Духовной Академии. СПб., 1857, с. 187—188, 192—193.
 
[2]Таковыми были: иеромонах Евгений (Казанцев) (1809—1810), Игнатий Фесслер (1810), Иоган фон Хорн (1810—1814), И. Я. Ветринский (1814—1826), Т. Ф. Николь­ский, И. М. Певницкий, А. Красносельский (1826—1829), Д. С. Вершинский (1830— 1835).
 
[3]То есть философии, развивавшейся в Духовных Академиях России. Термин про­тивополагается так называемой светской философии, то есть философии, развивавшейся в университетах России. (Срав.: Введенский А. Философские очерки. СПб., 1901, с. 9).
 
[4]В 1805 г. в Москве, правда, было издано «Введение в философию» Евгения Булгара, но этот труд не был оригинальным, он переведен с книги Гравезанда, также изданной в Москве в том же, 1805 г. (Радлов Э. Очерк истории русской философии. Пг., 1920, с. 49).
 
[5]То есть научная психология. Прежняя психология, метафизическая, входила составной частью в курс систематической философии.
 
[6]Но возможно, что их было в это время даже шесть. И. Чистович упоминает об антропологии, которую в 1871 г., например, поручено было вести Ф. Ф. Гусеву (Чис­тович И. А. С.-Петербургская Духовная Академия за последние 30 лет (1858—1888гг.). СПб., 1889, с. 135), но нигде более об антропологии не упоминается.
 
[7]См., например, статью Э. Радлова в «Русском обозрении», 1890, сентябрь.
 
[8]Не совсем понятно, что означает «философия этики». Ясно одно, что предметом этой дисциплины не могли быть нормы нравственности по существу: этим занималось нравственное богословие. Тогда что же? Может быть, проблема обоснования норм нравственности, то есть то, чем сейчас занимается аксиология?
 
[9]Высокоостровский А. О праве Духовных Академий присуждать ученые степени по философским наукам.— Христианское чтение, 1906, 1, с. 752.
 
[10]Судя по тому, какие основания предлагались для введения этой дисциплины, инициаторы довольно смутно представляли ее цели: «а) тогда будет видно, какие нау­ки и как входят в отношение к главному предмету — «учению богословскому»; б) каж­дый преподаватель будет измерять разные отрасли богословской науки не по мере их занимательности, а по значению каждой из них в общей системе богословского знания; в) также наставники не будут вдаваться один в область другого», (Соллертинский С. А. проф. прот. Опыт исторической записки о состоянии С.-Петербургской Духовной Академии. СПб., 1910, с. 69—70.)
 
[11]Аргументы были следующие: «1) введение в богословие в виде особой науки составлено и внесено в академический курс только в недавнее время, без особенных уважительных причин, и только по тому исключительному обстоятельству, что напе­чатана в этом виде особая книга, и притом не по особому какому-либо распоряжению высшего начальства, а по личной инициативе самого автора книги; ... 2) и в научном отношении не представляется никаких важных оснований и побуждений к тому, чтобы из предварительных понятий, относящихся к богословию, составлять отдельную науку, так как и состав ее не имеет ничего самостоятельного и цели в ней не видится не­посредственной, в ней самой заключающейся, вне связи с догматическим богословием, и нет причины, почему бы трактаты о религии, Откровении Божественном, о Церкви, не могли входить прямо в полный состав догматики, тогда как характер этих трак­татов чисто догматический; 3) преподаваемое в младшем курсе, это «введение» не имеет никакой связи с прочими науками этого курса и, стоя одиноко, в виде какого-то отрывка от богословия, не только не привлекает к себе надлежащего внимания сту­дентов, но среди других наук, собственно философских, главных на младшем курсе, теряет еще более свою важность» (Чистович И. А. С.-Петербургская Духовная Ака­демия за последние 30 лет, с. 32—33).
 
 © 2000 - 2008 Санкт-Петербургская Православная Духовная Академия.
Просмотров: 1066 | Добавил: Алена | Рейтинг: 0.0/0 |
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *: