Mongoose

Наша начмед никогда особо не оберегала трепетные чувства коллектива. Она родилась, выросла и состоялась как специалист в эпоху, столь далекую от офисной благовоспитанности, как далек свет, видимый нами, от родившей его звезды. Поэтому на утренних врачебных конференциях, названных каким-то шутником «пятиминутками», мы получали по полной программе.

В более поздний офисный период моей жизни я трудилась в коллективе, где психология рабочих взаимоотношений была иконой, а политкорректность– священными мощами, коим поклонялся наш непосредственный начальник, гражданин Соединенных Штатов Америки. На статусах, проводимых в понедельник утром и вечером в пятницу, он ни разу не позволил повысить себе голос, критика его не затрагивала характерологические и внешние особенности сотрудников, она касалась исключительно и только деловых аспектов. И после пожелания продуктивной рабочей недели или приятных выходных, мы отправлялись по рабочим местам или по домам вдохновленные…

Но! Кто-то, пыхтя и краснея, призывал в свидетели коллег, Господа Бога и мебель и угрожал немедленно уволиться. Иной понуро брел к лестнице, чтобы спуститься на крылечко и закурить «несправедливые обвинения». Большая же часть выпархивала из переговорной как ни в чем не бывало и приступала к повседневной работе или отдыху без лишней рефлексии.

Почему же мы так по-разному реагируем на критику? Потому что критика бывает разная? Отнюдь. На какой козе ни подъезжай к иным из нас, какие корректные словосочетания ни твори – Иван Васильевич будет психовать, багровея, а Василий Иванович и в ус не дунет. Видимо, дело все-таки в нас самих, а не в тех, кто критикует. Просто-напросто мы из разных «подразделений».   

«Наружка»

У этих - огромное чувство собственного достоинства. Надетое поверх, как белое пальто в слякоть. Возможно, в детстве их ругали за минус рядом с пятеркой или, напротив, захваливали за самые рутинные успехи. Бабушка пела внучку дифирамбы за то, что он сходил за хлебом. Мама до обморока восторгалась рисунком к 8 марта, где на тонких ножках, задевая облака несоразмерно большой головой, держа в руке-палочке тюльпан, достойный кисти Дали, косо парило чудовище, надписанное для надежности верификации: «Любимая мамочка!» Они привыкли быть первыми, невзирая ни на что. Или, невзирая ни на что, считать себя таковыми. И слышать из пространства постоянные этому подтверждения. Малейшее противоречие или даже сомнение извне – и они будут психовать, несмотря на форму преподнесения им этого факта.

Перед тем как исправить ошибку в отчете, договоре, таблице, тексте или, просто-напросто, перемыть окна, они будут хватать коллег за пуговицу, призывая в свидетели своей безупречности, сваливать вину на того, кто вовремя не прислал, своевременно не пришел, просто шуршал над головой, а также на плохие моющие средства и некачественные тряпки. Они – всегда правы. Если они не правы – смотри предыдущее предложение.

Для них не существует справедливых замечаний и конструктивной критики, даже если перед тем, как произнести сакраментальное: «Надо исправить, переделать, потому что…» вы перечислите все их достоинства и подарите букет фиалок. Из них выходят отличные «летуны», которые на каждом собеседовании сообщают, что на прежнем месте работы не оценили их творческий потенциал по заслугам. Им невозможно объяснить, что оценивают не потенциал, а результат. Для получения которого иногда надо снять белое пальто и надеть рабочий комбез, не страшащийся «пятен» критики.       

«Двойные агенты»

Быть может, в детстве они излишне увлекались Достоевским. И вопрос «тварь ли я дрожащая или право имею?» подавил в их сознании светлые образы мушкетеров, капитана Блада и графа Монте-Кристо. Они осознают справедливость сделанных им замечаний. Но все равно страдают. Бесконечный внутренний монолог мешает им сосредоточиться на исправлении ошибок. «Да, конечно, Марьиванна права, и эту работу я мог сделать лучше. Я действительно ошибся, но в конце концов это не фатально. Это легко исправить, и незачем было при всех тыкать меня носом… И я хорош, баран! Мало того, что, действительно, допустил ошибку, так ещё и не сумел привести достойных аргументов в свою защиту, а стоял и блеял».

Он учитывает, исправляет, допуская другую ошибку. Потому что мешает бесконечный внутренний монолог. Именно «двойные агенты» без конца читают литературу, вроде: «Как воспринимать критику», «Двадцать шесть правил правильного преподнесения информации» и «Офисный климат. Прогнозы лучших метеопсихологов». Сосредоточься они на непосредственных обязанностях – цены бы им не было. А пока что они годами работают на одном месте без видимых продвижений по службе и с мизерной прибавкой к жалованью в лучшем случае раз в год.    

«Внутренняя разведка»

Этих хвалили, когда они того заслуживали, и ругали, если было за что. У них нет перекосов самооценки: они отлично ориентируются в себестоимости, не поймите совсем буквально. Они знакомы с тем фактом, что от ошибок никто не застрахован. Когда они не справились, то всегда отдают себе в этом отчет. Мнение со стороны для них не так уж и важно. Отправляясь на любой «разбор полетов» заранее знают, за что «получат», а за что будут отмечены. Форма преподнесения критики для них не имеет принципиального значения, хотя они люди, а не машины. Просто они умеют отделять главное от второстепенного, и за эмоциями видеть рациональное. Не затаивают обид, не готовят искрометных отповедей «на будущее». Просто работают. Главным образом – над собой. Все, что им нужно, уже есть у них внутри. Для таких любая критика – конструктивна. Отделив зерна от плевел, они не будут тратить время на перемалывание последних. А из «зерен» всегда испекут себе «булочку» маленького или большого успеха. Они достаточно быстро продвигаются по службе, и бонусы им выплачивают без утомительных бесед и многочисленных графиков-процентов-пересчетов участия в кабинете начальства. Типы из «внутренней разведки» обладают незаменимым для любого руководителя качеством: самокритикой. Благодаря которой они со временем и занимают рабочие места, позволяющие им метать громы и молнии той или иной степени корректности в адрес «наружников» и «двойных агентов».