Mongoose

– Константин Михайлович, возглавляемое вами общество занимается изучением и популяризацией наследия видного отечественного мыслителя, философа, публициста и дипломата Константина Леонтьева. Как и когда у вас возник интерес к этой личности?

– Созданию общества предшествовал длительный период узнавания, можно сказать, открытия Леонтьева. И при жизни Константина Николаевича Леонтьева, и после его кончины его произведения не особенно тиражировались и не были так популярны, как произведения других мыслителей и писателей России. Бытовал такой взгляд на Леонтьева: это – отъявленный реакционер и консерватор, у которого нечему учиться и нечего перенимать. Замечу, что понятие реакционер, к которому общественное мнение всегда относилось резко негативно, по-леонтьевски означает восстановитель – восстановитель традиции, то есть имеет, наоборот, важный духовно-культурный, творческий смысл. Лишь когда в наше время с его трудами ближе познакомились самые разные люди: и богословы, и светские философы, и просто ученые-естественники, – то они стали убеждаться в том, что, оказывается, Леонтьев совсем не такой «реакционер», каким его всегда представляли и либералы, и даже те, кто принадлежал к лагерю консерваторов. Оказалось, что это очень умный, проницательный и глубокий мыслитель, один из самых выдающихся и свободных умов России.

Я сам вначале разделял распространенные взгляды на него как на «реакционера», потому что очень мало читал его работ. Какие-то отдельные статьи, повести и рассказы Леонтьева мне, разумеется, встречались, но в целом с его наследием не был знаком. И лишь около десяти лет назад, когда у меня случайно выдалось свободное время – я болел гриппом и довольно тяжело, даже попал в больницу, жена, по моей просьбе, принесла мне туда из домашней библиотеки собрание сочинений Леонтьева. Это были девять томов, вышедшие в свет в 1912–1913 годах, – часть 12-томного собрания, публикация которого, к сожалению, так и не была завершена. В больнице я прочитал все эти девять томов и, конечно, был потрясен, потому что увидел, что это совсем иной человек, непохожий на тот образ, который нам так долго и старательно навязывали.

– Что именно вас поразило более всего?

– Во-первых, оказалось, что Леонтьев – великолепный писатель. Все три тома его восточных повестей и рассказов просто удивительны и по художественным достоинствам, и по знанию автором жизни южных славян, турок, греков и других балканских народов, пониманию их психологии и обычаев. Чего стоят одни только его романы: «Одиссей Полихрониадес», «Египетский голубь», «В своем краю» и целый ряд других! «Одиссей Полихрониадес» – это рассказ о жизни молодого грека, принятого на работу в русское консульство в одном из городов Османской империи. Этот юноша, попав под обаяние личности русского консула, постепенно нравственно и умственно созревает и становиться взрослым человеком со своим миросозерцанием, со своими взглядами и идеями. Леонтьев в романе блистательно выразил психологию греков как таковых, с их традиционным бытом, проникнутым глубоко православным духом, и с ярко выраженной предпринимательской жилкой. «Египетский голубь», на мой взгляд, это просто шедевр; правда, этот роман не был закончен. Экспрессия, живой образный язык и стиль повествования опережают на несколько десятилетий те литературные формы, которые появились в Европе позднее под влиянием импрессионизма. Уже в ранних произведениях Леонтьева ощущается подлинная писательская зрелость. Не случайно, когда автор отнес свои рукописи Ивану Сергеевичу Тургеневу, тот их очень высоко оценил и даже стал Леонтьева опекать и вводить в литературную среду. Тургенев понял, что Константин Николаевич – очень талантливый человек, и даже сам ему говорил об этом.

Очень интересны философские статьи Леонтьева. Он предложил так называемую гипотезу триединого процесса как всеобщий закон, которому, как он считал, подчинено в своем развитии все существующее, имеющее и органическую, и неорганическую природу. Согласно этому закону, в своем жизненном развитии все проходит три стадии: первичной простоты, цветущей сложности и вторичного смесительного упрощения, которое и приводит к смерти. Леонтьев показывает действенность этого закона везде и во всем – и в растительном, и в животном мире, и даже в общественной жизни. Например, государство образуется, расцветает, становится могучим, существует 1000–1200 лет, а потом постепенно начинает умирать. Эти идеи потом использовал Лев Гумилев в своей теории пассионарности. Тот же закон действенен и в области философских учений. Некая философская теория зарождается, развивается, а затем постепенно сходит на нет. Так и везде, во всех сферах человеческой жизнедеятельности Леонтьев показал действенность этого закона.

– Константин Леонтьев все же более известен нам сегодня как публицист.

Константин Леонтьев

– Публицистические статьи Леонтьева в его собрании сочинений занимают несколько томов. В этих работах много идей и мыслей, которые звучат так, как будто они только что написаны. Это поразительно! У Леонтьева много статей, написанных по темам, которые актуальны сегодня, например по восточному вопросу. Восточный вопрос, вобравший в себя не только взаимоотношения России с Турцией и находившимися под ее владычеством балканскими народами – греками, болгарами, сербами, но и главные задачи укрепления Православия, формирования на его основе государственности и культуры, Константин Леонтьев считал одним из ключевых в российской внешней политике. Не стоит забывать, что в этот период в России шла ожесточенная общественная дискуссия между славянофилами и западниками. Леонтьев не принадлежал ни к одному из этих лагерей, хотя внешне выглядел сторонником славянофильства, особенно из-за своей приверженности Православию. Но на деле идейно он не был близок славянофилам – такой получился парадокс. У него была своя концепция политического позиционирования России в мире.

Леонтьев был убежденным монархистом, настроенным, в принципе, резко против любых революций, идей демократии и либерально-эгалитарного прогресса. Он считал, что все это ведет к нивелированию людей, наций, рас, культур, цивилизаций, что культура и цивилизация могут развиваться только при социальном многообразии и неравенстве, когда в обществе есть иерархия. Равенство политическое, гражданское и прочее для него было тождественно уравнительности. Он считал, что в этих условиях культура вырождается и погибает. Насколько актуально и современно это положение сегодня, в условиях глобализации!

Анализируя современную ему политическую ситуацию, Леонтьев полагал, что при эгалитарно-либеральном прогрессе происходит вырождение европейских народов, и если Россия встанет на этот европейский путь, то она тоже будет вырождаться. Именно поэтому он очень резко критиковал тогдашних отечественных либералов-прогрессистов, рабски с пиететом взиравших на Запад. В результате прогресса, как он считал, появляется «средний человек», «средний европеец», который и становится эталоном члена общества, но для такого индивидуума не существует ни высших ценностей, ни высших идеалов, ни высших критериев. Общества, состоящие из таких людей, обречены. Это он предвидел задолго до известных европейских мыслителей, например Шпенглера.

– Творчество Леонтьева вызывает интерес не только из-за его политических и философских воззрений, но и из-за того, что сама его судьба уникальна, ведь, сделав блестящую дипломатическую карьеру, он закончил жизнь в монашестве.

– Да, во второй половине своей жизни Леонтьев стал глубоко верующим человеком. Духовный перелом произошел у него в сорокалетнем возрасте на Афоне, в Пантелеимоновом монастыре, где он прожил больше года под руководством старца-духовника иеросхимонаха Иеронима.

Под конец жизни Леонтьев поселился в Оптиной пустыни. Преподобный Амвросий Оптинский постриг его в монашество с именем Климента. Но к этому пути философ шел с самого детства. Когда его мать, сама глубоко верующая женщина, фрейлина императрицы Марии Федоровны, впервые привезла маленького сына в Оптину пустынь, то ему там так понравилось, что он ей сказал: «Вы меня, маменька, больше сюда не возите». Она спросила: «Почему?». «Потому, – отвечал Костя, – что мне здесь так понравилось, что я могу здесь остаться навсегда». Он фактически провидел свою судьбу.

Как глубоко верующий человек, Леонтьев считал, что в мире все зависит от Бога и историю надо оценивать с этой точки зрения. По его мнению, человек может лишь отчасти понять смысл исторических событий, но полностью проникнуть в смысл происходящего не сможет никогда. Это ему неподвластно.

Леонтьеву была близка идея страха Божия – Бога не только милующего, но и карающего. Он был убежден, что отдельного человека, как все человечество, нужно воспитывать в страхе Божием, то есть боязни согрешить, и это есть основа православной веры. Его за это многие критиковали, в частности, Ф.М. Достоевский и Л.Н. Толстой. Они были против такого сурового понимания личности Творца и христианства. Леонтьев, в свою очередь, не принимал их «розового христианства», протестуя против восприятия евангельского учения как гуманитарной идеи. Он настаивал на приоритете личного общения человека с Божественной Личностью, познающейся не иначе, как через Церковь. Он также был убежден, что хотя Православие – религия вселенская, но по Промыслу Божию и по сочетанию внешних обстоятельств именно России выпало на долю быть главной опорой, хранителем Православия в мире. Именно православная вера сплачивала наш народ. Только Россия смогла создать такое великое государство и только благодаря Православию. Никто из других православных народов – ни сербы, ни грузины, ни болгары – никто не оказался на это способен. Леонтьев объясняет это тем, что русский народ по-настоящему верующий народ, в нем нет религиозного индифферентизма, в отличие от других народов. В этом он, конечно, был прав. Мы никогда не воспринимали христианство как респектабельную гуманистическую идею, к чему пришли на Западе. В православной России такого не было и быть не могло. При этом мне часто в Европе приходится спорить с теми, кто утверждает, что «ваша Церковь, ваше Православие – это нечто отсталое, косное и реакционное». Я им спокойно отвечаю: вы просто не знаете Православия. Оно намного духовно богаче, чем то, к чему вы привыкли.

– Одним из направлений публицистической мысли Леонтьева была беспощадная критика русской интеллигенции. Чем это было вызвано?

– Действительно, Леонтьев резко критиковал русскую интеллигенцию. Я не думаю, что правы те, кто говорит, что интеллигенция, то есть деятели науки и культуры, всегда выступали против Церкви. Конечно, нет. Наоборот, наиболее образованные люди в России всегда были в ограде Церкви или, по крайней мере, находились в поисках Бога. Русская философия XIX – начала XX века вся была религиозной – вспомним имена В.С. Соловьева, Н.А. Бердяева, С.Н. Булгакова, Л.П. Карсавина, И.А. Ильина – выдающихся мыслителей мирового уровня. Они все считали себя верующими людьми. Но была интеллигенция светская, рожденная, в сущности, петровскими реформами, когда одним из приоритетов стала секуляризация образования и общественной жизни в целом. Леонтьев считал, что интеллигенция в XIX столетии стала слишком либеральной, то есть пустой и беспринципной, утверждал, что она «малонациональна именно там, где следует быть национальной». И сейчас мы видим, что есть большая категория людей, претендующих на то, чтобы считаться интеллектуальной элитой, которая подобострастно смотрит на Европу, на США. В наши дни много таких «интеллигентов». Как на следствие этого можно указать, например, вот на что: никудышнее европейское образование мы, присоединившись к Болонской системе, взяли вместо своего, самого лучшего в мире с точки зрения системности и методики. Творчества своего собственного у этой интеллигенции нет, потому что она все перенимает, а эпигонство убивает творческие начала любой личности.

Русская интеллигенция такова, что чем дальше, тем бесцветнее, сходнее с любой европейской. Мы сейчас уже не отличаем наших либералов от европейских. Никто из них не готов откликаться на реальные нужды и чаяния народа. Сейчас все свелось к абсолютному и голому утилитаризму. Деньги стали идеалом, основой и критерием всей человеческой жизни, а это всегда ведет к катастрофе, как мы видим в истории всех народов от древности до наших дней. В нашем обществе существует кричащее неравенство: с одной стороны – олигархи, с другой – часть населения живет за чертой бедности. Что, разве интеллигенция выступает против этого, порицает тех, кто роскошествует за счет сверхприбыли, вместо того чтобы помочь нуждающимся? Увы, нет, и Леонтьев был абсолютно прав относительно этого класса.

– Насколько творческое наследие Леонтьева может быть востребовано сегодня?

– Могу судить по деятельности нашего Леонтьевского общества, которое было образовано почти десять лет назад. Тогда стали широко издаваться произведения Константина Николаевича, привлекшие внимание читающей публики и вызвавшие большой резонанс.

Среди членов общества много философов, историков, богословов. Совместно с научными и духовными учебными заведениями мы устраиваем конференции, посвященные наследию Леонтьева. Недавно провели одну из них в Петербурге, причем собралось много ученых из разных городов России. Кстати, сейчас в северной столице выходит в свет собрание сочинений философа в двенадцати томах. В 2008 году при содействии отдела религиозного образования и катехизации РПЦ, и в частности игумена Петра (Пиголя), была переиздана моя книга «Восхождение на Афон: Жизнь и миросозерцание Константина Леонтьева». Новое издание было дополнено важными архивными материалами.

Интерес к Леонтьеву ощутимо растет, особенно теперь, когда стали доступнее его труды. Отрадно, что на наши заседания и другие мероприятия приходит все больше и больше молодежи. Наша главная цель – сделать идеи Леонтьева достоянием всего народа, потому что они сегодня не менее актуальны, чем сто с лишним лет назад.

источник: http://www.pravoslavie.ru/guest/31178.htm