Mongoose

Мы привыкли к тому, что в городах немало улиц названо в честь стоявших там когда-то монастырей. Впрочем, и к монастырским стенам в центре столицы и других городах мы тоже привыкли. Но представить их действующими обителями, а не музеями — это уже непросто. Ведь монашество, казалось бы, несовместимо с автомобильным шумом и витринами бутиков. Тем не менее городские обители возрождаются. Для чего существует и чем живет современное городское монашество, рассказывает схиигумен Авраам (Рейдман), духовник одной из крупнейших российских обителей — Ново–Тихвинского женского монастыря Екатеринбургской епархии.

Стереотипы мышления

Город принято считать средоточием всевозможных страстей и соблазнов, шумным местом, где невозможен размеренный ритм жизни. И кажется, что монаху, для которого главное — пост, молитва и размышления о Боге, нет места в мегаполисе. Однако это всего лишь стереотип. Ведь в наше время соблазны существуют везде: и при городском образе жизни, и при деревенском, просто в городе их чуть больше. Да и пытаться делить монашество на городское и сельское, по меньшей мере, несправедливо. Согласитесь, что и в деревне можно суетиться и отвлекаться на ненужные работы, — как можно вести сосредоточенный образ жизни и в столице. Издревле в крупных городах, где был не один монастырь, духовная жизнь процветала. Но и тогда, и теперь монашество в городе выполняет особую, миссионерскую задачу. И это не только проповедь христианства, окормление мирян, ищущих серьезной духовной жизни, — это в первую очередь образец христианской жизни посреди мирской суеты и городской спешки. «Всех люби, от всех беги» — гласит одна монашеская пословица. Потому монахи все-таки избегают мирского общения и стремятся к уединению. Но уединение   — не всегда затворничество, а общение — не всегда непосредственный контакт. Совместное участие в богослужениях, создание благотворительных учреждений, миссионерских курсов и детских приютов (как в нашем монастыре), проведение благотворительных акций — это тоже общение и тоже наша работа.

Когда-то давно монастырь являлся интеллектуальным стержнем общества. Именно в стенах монастырей формировались многие общественно-политические идеи, создавалась литература, развивалось искусство. Сегодня монастыри не претендуют на такую роль. Однако в наших силах возродить церковную жизнь и церковное искусство во всем его великолепии. И надо признать, что сегодня легче и удобнее сделать это в большом городе. Не только потому, что город позволяет пользоваться благами технического прогресса, но и потому, что у нас часто возникает необходимость обращаться за помощью и консультацией к профессионалам.

В нашей обители мы занимаемся возрождением иконописи, вышивания, церковного пения (знаменного и византийского); у нас есть греко-славянский кабинет. Сестры, несущие послушание в церковно-историческом кабинете, собирают документы для прославления святых Екатеринбургской епархии и составляют их жития. А вот в сельской местности, а особенно в нашей стране, где христианство и монашество только возрождаются, все это было бы гораздо более затруднительно.

Давать советы

И все же первостепенной задачей монастыря остается проповедь христианства. Правда, у многих тут же возникает вопрос: а может ли монах найти общий язык с современным мирянином, тем более горожанином? И как монах, давший обет безбрачия, сумеет помочь в решении семейных вопросов, если сам не знает, что такое семейная жизнь?

А если монах тоже горожанин и тоже недавно был мирянином? — возражаю я. Неужели он не поймет проблем и нужд современного человека, когда сам является частью современного общества? Ведь монах — это совсем не инопланетянин, но человек, избравший иной, иноческий образ жизни. Святитель Игнатий (Брянчанинов) говорит, что существенным деланием монаха является чтение и молитва. Кто много читает, тот назидает не только себя, и при случае он может помочь другому.

Поэтому задача монаха состоит не в том, чтобы думать, как найти общий язык с мирянином, но в том, как преподать то, что он приобрел в жизни духовной. И монах должен иметь что сказать.

Попытаюсь опровергнуть и тех, кто считает, будто монах не знает семейной жизни и, значит, не способен дать дельного совета. Это мнение абсолютно неверно: достаточно вспомнить святого апостола Павла, который был девственником, однако учил и семейных людей. А для тех, кому недостаточно и этого примера, добавлю, что в женских обителях духовенство может быть как монашествующим, так и белым. Белое духовенство по большей части ведет семейный образ жизни, а потому отнюдь не понаслышке знает о ее трудностях.

Монашеский путь

Повторюсь: суть монашества состоит в непрестанном Богообщении, прилежании к молитве, где бы ни находился монах, в стремлении к совершенству (по святителю Игнатию Брянчанинову). Именно это приводит людей в монастырь, а вовсе не разочарование в жизни и неудачи, как считают многие. В монастырь приходят самые разные и по возрасту, и по социальному положению люди, и в большинстве своем они энергичны и решительны: ведь для того, чтобы избрать монашеский образ жизни, необходимы в первую очередь именно решительность и мужество. Когда мне задают вопрос о том, более ли спасителен путь монаха и для всех ли он, то я отвечаю: «Монашество — для всех, кто его желает, но все же это путь немногих». И прежде чем избрать его, важно осмотреться, подумать, готов ли ты к этому. Ведь сделав выбор, надо будет сохранить верность ему в течение всей своей жизни и, по словам Спасителя, не оглядываться назад, подобно жене Лотовой. Хотелось бы предостеречь тех, кто считает, что монастырь — место, где можно спастись от трудностей и неудач. Это не так. Безусловно, монашество отчасти является беспечальным образом жизни в том смысле, что избавляет нас от мирских забот и суеты. Но это гораздо более тяжкий крест, чем жизнь семейная. И монашество, и семейная жизнь — это крестоношение. Но если человек уходит в монастырь только по той причине, что не хочет нести семейный крест, то он разочаруется. Ведь взвалив на себя крест монашеский, он получит не облегчение, а бóльшие трудности. Хотя если он будет ревностно исполнять монашеские обеты, то получит и большее благодатное утешение, и большее преуспеяние в духовной жизни.

Сегодня в городские обители всё чаще приходят люди, привыкшие к городским условиям жизни, если угодно — к комфорту. Не вижу в этом ничего предосудительного. Согласитесь, что если бы мы поставили всех в суровые условия, то многие люди, в частности немощные, больные, вынуждены были бы сказать, что монашество для них невозможно.

Сегодня также нередко слышны голоса о том, что монашество вообще изжило себя. Мол, традиция прервана, а общины, которые складывались веками, нельзя создать за несколько десятилетий… И с этим я не соглашусь, ибо монашество — это часть церковной жизни. И потому говорить, что монашество изжило себя, — значит говорить, что Церковное Предание устарело. Но этого не может быть! Возможно, монашество отчасти меняет свой образ жизни, приспосабливает его к современности, но оно не изжило себя — нет! Монашество предполагает внутреннее делание, поэтому оно не устареет никогда. Если монашества по сути не будет, то ни внешняя сторона, ни уединение не принесет никакой пользы. И наоборот, если нет уединения, но есть внутреннее безмолвие, то тогда монашество останется самим собой и будет плодоносным даже среди самых неудобных суетных обстоятельств.